Роман Злотников - Армагеддон

— Пожалуйста, сэр. — Часовой протянул документы. — Знаете, куда ехать?

— Э-э, нет, солдат.

— Сейчас направо, а через три перекрестка, у DDC, свернете налево и сразу за церковью, ну вы ее узнаете, опять направо. А там увидите.

— Спасибо, солдат. — Гауптман Риу втянул голову в кабину старенького MAN, до мобилизации в армию служившего развозным грузовичком в мелкооптовой фирме по торговле парфюмерными и гигиеническими товарами и оттого насквозь пропитавшегося ароматами туалетной воды, шампуней, дезодорантов и гелей для душа, и кивнул водителю.

На складе их встретил мордатый сержант. Окинув их хмурым взглядом, он прочитал заявку и неожиданно осклабился.

— Ну что, союзники, надерем этим русским задницу? Отомстим за оккупацию Берлина?

Хайнц едва удержался от резкого ответа. Тоже мне, нашел оккупантов. Русские-то ушли из Берлина уже несколько десятилетий назад, а вот кое-кто до сих пор весело проводит время в кабаках, расположенных очень далеко от родной Миннесоты или Дакоты. А этому-то чего ж не скалиться, уж ему-то не придется подставлять свою голову под русские пули, преспокойно отсидится за спинами немецких парней.

По-видимому, сержант что-то уловил в выражении его лица, потому что, вновь помрачнев, процедил:

— Линия С2, ряд D14. 50-й калибр, сорок ящиков. Берите тележку и следуйте за мной.

Спустя полчаса они проехали знакомый шлагбаум в обратную сторону…

Приказ о передислокации пришел во вторник. Оберст Нагель собрал командиров подразделений на совещание после обеда. Обычно совещания у командира полка проходили по понедельникам и четвергам, но никто особо не удивился, что их созывают во вторник. Офицеры были в большинстве своем из кадровых военных и прекрасно понимали, как много вопросов возникает при формировании новой части, да еще в столь сжатые сроки. К тому же в Германии уже лет сорок не проводилось никаких учений по развертыванию новых частей и соединений из числа резервистов и потому высшее командование нервничало и забрасывало войска уймой руководящих указаний. Которые следовало если уж не исполнять, то хотя бы доводить до тех, кому положено. Когда все вошли в штабную палатку и молча расселись вокруг стола и вдоль стенок, Нагель мрачно оглядел присутствующих и сообщил:

— Господа офицеры, получен приказ о передислокации. Завтра с утра, мы должны выдвинуться к станции Гранцель и начать погрузку на платформы тяжелой техники… — Он запнулся, подвигал туда-сюда по столу пресс-папье и пробормотал: — Боже, храни Германию и немецкий народ…

И только тут гауптман Риу понял, что ничем не отличается от своих солдат-резервистов. Потому что, как и они, он до самого последнего мгновения надеялся, что этот приказ никогда не поступит, что случится чудо и все как-то образуется… А ведь как кадровый офицер умом он понимая, что надеяться не на что, слишком далеко все зашло, политики просто не могут отступить. Ум говорил одно, а душа, душа жила надеждой.

Неделю спустя Хайнц Риу, добравшийся до места выгрузки техники на польской станции Крыжув, недалеко от Катовице, на своей «ауди» (личный состав, за исключением караулов, должны были везти на зафрахтованных автобусах, но гауптман предпочел собственный автомобиль), уныло торчал на платформе, наблюдая, как съезжают, взрыкивая мотором, с железнодорожных платформ его легкие разведывательные танки. За его спиной неуклюже переминался с ноги на ногу Клоц. Когда последний танк съехал с платформы, Клоц повернулся к стоящему рядом польскому железнодорожнику:

— Скажите, герр, а далеко ли отсюда до русской границы?

Тот задумчиво наморщил лоб (видно, не очень хорошо знал немецкий) и с ехидной ухмылкой ответил:

— Господину капралу следует знать, что от границы империи досюда пятьдесят километров. Для русских танков — всего час марша.

Хайнц стиснул зубы. Ну что за народ эти поляки! Никогда не умели ужиться со своими соседями. Во времена СССР были сателлитами русских, так терпеть их не могли. Потом вступили в НАТО, и что же? Довольно скоро невзлюбили немцев и чехов, своих старых товарищей по восточному блоку (не забывая, впрочем, и о своей нелюбви к русским}…

Под Крыжувом они простояли неделю. В сорока километрах севернее располагался заброшенный военный городок, построенный еще во времена Варшавского Договора, в котором был танкодром, когда-то, видимо, довольно неплохой. И Риу пропадал там целыми днями, слаживая экипажи. Это приносило свои плоды. Его дородные бюргеры научились рыбкой заскакивать в люки своих легких разведывательных машин, лихо разворачивались на пяточке и выжимали под сотню на раздолбанном проселке.

К концу месяца их снова собрал оберст Нагель. Все знали, что в начале недели его (как и большинство командиров полков) вызывали в Берлин, так что все офицеры терялись в догадках, с какой информацией он оттуда вернулся. Когда офицеры расселись вдоль длинных нейлоновых стенок штабной палатки, командир полка окинул их сумрачным взглядом и устало произнес:

— Господа, я собрал вас для того, чтобы довести до вашего сведения последние распоряжения военного министра и генерального штаба… а также чтобы объявить, что война начнется в ближайшие дни.

В палатке установилась мертвая тишина. Видно было, как тяжело далась полковнику эта короткая речь, но никто не собирался облегчать ему его миссию. Все присутствующие были немецкими офицерами, и каждый из них был готов нести свою ношу. Но — свою. Эту же полагалось нести оберсту Нагелю…

Их подняли на рассвете в воскресенье. Когда Риу привел толпу своих заспанных бюргеров, как попало натянувших на себя форменные комбинезоны, на общее построение, там уже собрался почти весь личный состав полка. Риу быстро выстроил своих, несколькими взмахами руки выровнял шеренгу и наклонился к стоявшему рядом лейтенанту Герцелю, еще недавно начальнику средней руки в дортмундском представительстве «Телефункен», а теперь командиру взвода связи полка.

— Что, начинаем?

Толстый Герцель, с которого градом катил пот, испуганно покосился на него, выудил из кармана совершенно мокрый платок (тут Риу понял, что не совсем правильно определил происхождение мокрого пятна у него на левом бедре) и повозил им по лбу и щекам. Это помогло мало. Но Герцеля это, похоже, не очень-то волновало. В этот момент в небе послышался нарастающий рев, а вслед за ним из-за горизонта выскользнули шедшие на малой высоте девятки ударных самолетов. Их было много. Там были и старенькие англо-франко-немецкие «Торнадо», и новейшие американские «Докеры», а выше, на фоне ярко-розовых облаков, стремительно проносились верткие «Скайгаи». Герцеля передернуло.