Марина Казанцева - Одинокая звезда

Весна была в разгаре, когда на нас во время отдыха на переходе напали воины-индейцы. Мы защищали свои жизни. Но порох кончился, мушкеты бесполезны. Мечи — слабая защита против тучи стрел. Застали нас в открытом поле, и трупы лошадей служили нам укрытием. Многие лишились жен и детей и жизней своих. И противник дикий многих волосы погибших унес с собою вместе с кожей головы.

Когда собрали разоренное мы войско наше, то тридцать с небольшим мужчин осталось и женщин около десятка, и восемь орущих и зовущих мамок младенцев.

— Перейра, это совсем не то, о чём мечтали мы в пути своем. Мы не роптали, мы верили тебе, мы шли за золотом, что ты нам обещал. Но мало мы его видали, хотя ты пел нам песни про города — кубышки, про дворцы, которые ларцам подобно переполнены богатством, которое всё наше, только руку протяни! Скажи, куда твой путь ведет? Ведь кроме племен индейских здесь нет уж далее богатых городов. Где же золото?

Так вопрошали его, и нельзя их упрекнуть ни в трусости, ни в алчности и ни во лжи.

Молчит Перейра и лишь смотрит неспокойными глазами своими на побратимов, на плачущих их жен, на мертвые тела своих друзей, на разбросанные тюки. Я рядом встал, чтоб не ему лишь одному за все ответ держать.

И вот заговорил он медленно и через силу:

— Осталось мало нас. И мы в стране чужой, где каждому враги и каждый враг нам. Вы взяли жён, вы завели детей. Значит, жить решили. А раз решили, так — живите. Что толку упрёки мне бросать, много ль выбора у вас? Обидитесь — куда пойдете? Вы взяли на себя ответственность за жизни, так не будьте малыми детьми, ведите слабых сих и позаботьтесь о безопасности тех, кого вы любите. Найдем мы место и построим форт. Здесь много камня и много скал высоких. Индейцы привыкли воевать в лесах и в поле, но цитадель им не по силам. Когда тылы защищены, то можем за добычей мы выходить. И постепенно землю эту приобретем себе в имение. Где видели вы прежде такое множество земли свободной, без владельца — короля, без дани, без налогов? И постепенно будут к нам стекаться люди и будет здесь людское поселенье. И в нем законы установит не король, а вы. И такие, какие вам удобны. И дети ваши будут знатью, когда лет через двадцать, ещё при жизни вашей увидите вы их богатство и почет.

Так говорил он. И расправлялись лица, и утихал надрывный женский плач. И матери, что утеряли детей своих, прижали к груди сирот, что потеряли матерей.

— Так не было и никогда не будет, чтобы без потерь, без горя и без тяжких неудач великие дела вершились в этом мире. Как Рим начался с горстки поселенцев в земле чужой, так зародится здесь, в глуши пустынной Новый Свет.

***

Мы снова тронулися в путь, оставив позади могилы и многое из той поклажи, что не смогли с собою унести. Все молча шли, с надеждою оглядывая просторы впереди себя, ища глазами будущий приют и место, достойное для поселенья. Так шли с неделю и падали в траву высокую, едва завидев малое движение. Индейцев опасались и быстрых стрел, несущих смерть.

Вот горы невысокие на пути у нас возникли, и некрутые их вершины нас поманили доступностью своей. Перейра совет держал. Было решено оставить в месте безопасном с охраной женщин и детей. А отряду небольшому пойти разведать путь дальнейший и горные отроги осмотреть, не найдем ли мы жилища временного. Не будет ли где для поселения удобной гавани для измученных людей, плывущих в лодке ненадежной по морю жизни.

Мы трое вышли: Макконнехи, Марвелл и Перейра. Ирландец жены лишился и сына, но не мужества. Он взял к себе жену погибшего датчанина и сына приютил чужого, но им обоим стал он мужем и отцом, каких бы многие желали.

Так налегке мы двигались на север, минуя безлесую равнину, и между гор тропою пробирались. И вот пред нами явилось дивное видение: в лучах блистающих глубин и нежной зелени холмов окрестных мерцало и звало усталых путников большое озеро, словно кристалл гигантский изумруда.

Обследовали мы горы и нашли пещеру глубокую в скале высокой, увенчанной гнездовьем соколиным. Высокий вход углом в скале конической с широким основанием — треугольник в треугольнике, высокий узкий проход в толще камня вглубь и вниз. И там, укрыта в теле гор, была просторная пещера с отростками ходов тупых, где хранить удобно будет запасы на зиму, и норой глухой, с завалом каменным в конце, идущей дальше вниз. От входа открывался вид на озеро, на дальний его берег, на солнечный, на просторы земли. Она будет нашей и детям нашим родиною станет.

Вернулись мы к ожидающим друзьям и новость радостную им принесли. И надеждой усталые их лица осветились. И ликовали, и за здоровье всех мы чашу подняли, и тихий смех журчал меж женщин и детей. Все семьей одной себя мы ощутили.

Был легок переход, никто не помешал нам, никто не появился. Мы решили, что в пустынных берегах озерных, помимо нас, никто себе жилья не приобрел. Никто не покусится на владения наших будущих детей.

В пещере мы обосновались, тепла она была, и сухо даже в дожди там было. Скорее принялись мы за охоту, за которой отряду приходилось уходить на сутки-двое в лесистые края. Ловили и сушили рыбу и мясо вялили и собирали корни. Датчане ножами дерево стругали, что мы добыли и издалека принесли, и делали неловкую, но крепкую нам мебель.

Мы стали обживаться, и дети наши стали подрастать, а вход мы укрепили дверью и заложили камнем. Никто не вспоминал о золоте, здесь оно ценности не представляло Простые вещи надобны для жизни.

Джеронимо, в пути весь исхудавший и стройностью на юношу похожий, из скитаний принес нам зерна странные, цветом походящие на золото, о котором никто давно не говорил. И вот весной мы посадили их в землю, что средь скал в полянках небольших, но солнцем щедро освещаемых, в себя их приняла. И вырос стебель и плод диковинный принес. Индианки, что в женах были среди нас, назвали плод его маисом.

Так переживши зиму, в трудах мы и заботах приживались в новом месте. Но зима в пещере трудна и дымом от огня прокоптилась пещера и запасы прогнивали от тепла. Вот взялись мы перед пещерой строить дом из камня. Возвести с каминами и окнами из тонких кварцевых пластин, пока мы не сумеем стекла освоить плавку. И в металле была нужда, поскольку иззубрились мечи и затупились копья. И стали делать каменные стрелы и знатным оружейником средь нас был Торосс Синеглазый. А в подмастерьях у него служил волынщик шотландский Стюарт. Такие луки мастерили они, такие стрелы! И лучником отменным наш Сакс Старлейк оказался.

Диких коз сумели привести Датчане. В загоне, сложенном из камня и жердей, с запасом сена зимовало наше молоко. И детям нашим жизни сохраняло. Но тут нужда неодолимая была, которую ни мужество, и ни труд упорный преодолеть не помогли бы: соли не было у нас.