Леонид Резник - Дом в центре

Седой подбросил меня до своей конторы и там начальственно разрешил Свете оставить работу для серьезного разговора со мной. Девушка выглядела недовольной моим визитом, но не напуганной, как если бы она сотрудничала с Семеновым с целью моего похищения. Я подходил и так, и сяк — она отказывалась говорить, в чем была причина ее странного поведения.

Психолог из меня плохой. Специалист по допросам — еще хуже. Я не выдержал и ляпнул, что если она отказывается от объяснения, я сейчас пойду к Седову и скажу, что подозреваю его секретаршу в работе на конкурентов. Света посмотрела на меня ненавидящим взглядом.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Слушай. У тебя настоящий талант все портить. Ты так хорошо начал, ты понравился мне с самого первого своего появления. И нравился больше с каждой нашей встречей. Но одновременно я замечала, что с тобой что-то не то. У тебя какая-то редчайшая форма эгоизма. Я даже могла бы понять, будь у тебя элементарное мужское желание переспать со мной и смыться.

Я хотел сказать в свое оправдание, что желание было, даже смываться я не особенно собирался. Потом передумал. А Света продолжала.

— Но твой эгоизм другой. Я даже не могу объяснить, я чувствую. У меня дурацкое ощущение, что ты — инопланетянин и отношение ко мне и другим людям у тебя — как к подопытным животным. Или вроде этого. И одновременно меня тянуло к тебе. Я не знала, что творится, психовала. Пора было делать какой-то ответственный шаг, а я не решалась. Из-за этого злилась. Спасибо, теперь ты все решил за меня. Иди, пожалуйста. — Извини, — сказал я. Это недоразумение. Забудь, извини. И пошел, как оплеванный.

17. ПОПЫТКА ПОДВЕДЕНИЯ ИТОГОВ

Я — не большой любитель спиртных напитков. В мире скелетов я даже чуть было совсем не отвык от алкоголя. Ну, а пить в одиночестве — просто из ряда вон. Но я пил. Выставил на стол батарею «Финикии», заказал Дому цыпленка, жаренного на вертеле, и засел за трапезу.

Мне хотелось накушаться и отключиться, погрузиться в сыто-пьяное оцепенение, когда чувство вины и осознание собственного ничтожества вязнут в алкогольном дурмане и перестают жалить. Но получалось наоборот. Выпив, я стал еще более самокритичным. Света, обругав меня, столкнула камень, потащивший за собой целую лавину, Моя жизнь разваливалась на несколько слабо стыкующихся друг с другом кусков. Первый, самый длинный — образцово-показательное советское детство и отрочество. Второй — яркий короткий период в несколько месяцев, когда я приобрел власть над Домом и, на фоне отцовской борьбы с мусульманами, пережил некоторое количество приключений. Третий — жизнь в мире скелетов, которую можно было назвать так: «человек-растение в стране кошмаров». Четвертый — вот он я, сейчас, во всей красе: «Сергей Кононов против мусульманского подполья в поисках супербомбы».

Что я мог сказать об этих периодах? Первый — черт с ним, под опекой и защитой любящего отца я жил вместе со всей Страной Советов и даже не знал толком, что такое жизнь. Второй — простительно для молодого парня, мгновенно взлетевшего к вершине власти. Тем более, там у меня было несколько интересных находок.

С присущей пьяным нелогичностью, я не стал обдумывать третий и четвертый периоды. Я перешел конкретно к упущениям.

Сбежал Бахтияр. Опаснейший убийца оказался предоставлен самому себе. Где-то в дебрях исламского мира лежит и дожидается своего часа чудо-бомба, выхода на которую я лишился с исчезновением Бахтияра. И еще — я полное дерьмо, как говорит Света, умная девушка, которая мне так внезапно понравилась. А раз она умная, то все, что она говорила — правда. Ну…

Я сидел, обхватив голову руками. воспоминания смешались и стыковались совершенно неупорядоченно. Мои попытки ухаживать за девчонками в школе, секс-марафон на пляжах Феодосии и… чудовище-шулу, с которой мне предлагал переспать мой сосед по шалашу. Грязное рубище, в котором я делал вылазку в Персию, и чистые простыни на широкой кровати, где мы нежились с Рутой.

И тут меня как громом поразило. У меня же еще одна подруга могла быть… Там, в варианте Медведя, приятнейшая девушка лет двадцати, недавно приехавшая из воюющей Германии и подрабатывавшая уборкой комнат в моем коттеджике. Она так преданно на меня смотрела, когда случайно заставала дома! Я бы даже сказал — нежно смотрела. Жаловалась на свою тяжелую судьбу на смешном исковерканном испанском. Почему я и тогда оказался такой бесчувственной скотиной? Ведь мог же помочь и… приласкать. И сам найти ответную ласку, понимание. Как мне ее найти? Номер ее телефона висел на видном месте, рядом с номерами пожарных и контрразведки. Как же ее звать? Забыл, черт. Сейчас схожу, посмотрю…

Я привел в порядок одежду, вышел на лестницу и двинулся в вариант Медведя. Я шел, шел, и… обнаружил себя уже в Хевронском отделении контрразведки. Вот, занесла нелегкая на пьяную голову!

Ноги сами вывели меня в коридор, где находился кабинет Моше. Я чуток поднапрягся и вспомнил, что кроме безымянной любимой девушки посеял в этом месте еще двух нелюбимых арабов. Один из них мне точно не нужен. А вот второй должен был либо умереть, либо очухаться. Что он скажет очухавшись?

Без всяких бюрократических процедур я ввалился в кабинет к Моше, плюхнулся на край стола и поздоровался. Моше принюхался и страдальчески сморщил лицо. Кабинет у мужика был маловат, еще немного — и он окосеет. — Что случилось? — спросил бывший опекун. — У тебя какой-то праздник?

— Именно так! — язык говорил сам, без моего участия. — У нас праздник. Задание выполнено, вам ничего не грозит. Я уничтожил связь Бахтияра с другими мирами. И с вашим, и с тем, где делают супероружие. — А сам Бахтияр? — Опять ушел. Но ненадолго. — Ясно… А бомба? — Ищу, ищу. У вас сидит один мужик, который может мне помочь. Джаббар? — У нас два твоих ублюдка.

— Одного я вам дарю. Мне нужен Джаббар. Тот, которого потоптал бешеный пустынный еврей.

Моше посмотрел на меня странным взглядом. Моя манера изъясняться была ему не очень привычна.

— Бери двоих, — сказал Моше. — Первого убивать вроде не за что, отпускать нельзя, а кормить — жалко денег. Только двоих. — Я его тут же отпущу. — Только попробуй!

Мне в голову пришла замечательная пьяная идея. Я засмеялся, довольный, и заявил: — Веди двоих. Я уведу их по частям. — Что-о? — Сначала первого, потом второго. Моше пожал плечами и снял телефонную трубку. А я попытался сосредоточиться.

Халед Шараф выглядел прекрасно. При виде меня он почему-то испугался. Почувствовал, тварь, еще что-то, кроме винных паров. А тут и Фарука Джаббара ввели, с загипсованной ногой, на костыле, с наклейками пластыря на лице. И осанка у него была какая-то неестественно напряженная. Уж не из-за переломанных ли ребер?