Джордж Р. Р. Мартин - Бегство охотника

— Пожалуй, — произнесла она. — То есть ага. Мы с ним близки.

— За время жизни с сеньором Эспехо — семь лет, вы сказали? Вы часто стирали его белье?

— Конечно, — кивнула Елена.

— Она ни разу… — начал Рамон.

Полицейский босс коротко, но выразительно мотнул головой, и Рамон осекся.

— Скажите, за это время, — продолжал констебль, — вам попадалась когда-либо вот эта одежда?

И с торжествующим видом выложил на стол халат. Рамон покосился на энию. Тот не сводил взгляда с экрана; язык его беспрестанно скользил по телу, высовываясь изо рта и втягиваясь обратно. Полоски слюны на теле напоминали обвивших его червяков.

Надо все рассказать, думал Рамон. Мать их растак, надо все рассказать, пока они не выдали меня этой твари. Чужие воспоминания мелькали у него перед глазами: серебряные энии, занятые бойней. Какими способами выбивают они информацию из людей? Все, что ему достаточно сделать, — это заговорить, произнести несколько слов, которые обрекут Маннека и его народ на смерть. Неужели это, черт подери, так уж трудно?

— Эту тряпку? Да все время, — ответила Елена. — Он ее всякий раз на полу в ванной оставляет, как душ принимает. И знаете почему? Потому что считает меня своей гребаной прислугой! Вот pendejo! Я вам вот что скажу: мне куда как лучше, когда его нет. Лучшее, что я сделала за жизнь — это когда выставила его пинком под задницу!

Рамон был настолько оглушен паникой, что смысл ее слов дошел до него лишь спустя секунду-другую. С отвисшей челюстью он повернулся к экрану. В комнате для допросов повисла напряженная тишина. Губы констебля двигались, как будто он говорил, но ни слова не сорвалось с его губ. Елена неаппетитно почесалась. У Рамона голова шла кругом. Чушь какая-то. Елена не могла видеть этого халата даже после его выписки из больницы. Она врала, врала на голубом глазу, но именно так, как это могло спасти его жалкую задницу. Он ничего уже не понимал.

— Вы в этом уверены? — спросил констебль, делая ударение на последнем слове. Голос его звучал слегка придушенно. — Пожалуйста, посмотрите как можно внимательнее. Вы уверены, что видели именно эту конкретную одежду?

— Ага, — кивнула Елена.

— Но на предварительном допросе вы показали, что у сеньора Эспехо нет халата.

— Это не халат, — заявила Елена. — Халат — это типа когда он почти до лодыжек. А эта штука чуть ниже колен всего. Это скорее куртка.

— И эта куртка… — начал констебль и смолк.

Рамону стало почти жалко бедного говнюка. А что еще оставалось ему сказать?

— Она у него с самого нашего знакомства, — сказала Елена. — Я ему давно говорила выбросить эту рвань, но разве он меня слушал хоть раз? Да никогда! Ни разу, ни капельки. Pinche мазафака!

— А… — пробормотал констебль. — Так вы уверены? — безнадежно повторил он.

— Я что, на дуру похожа? — спросила Елена и нахмурилась.

Ощущение нереальности происходящего накатило на Рамона. Кто-то говорил с ней. Кто-то говорил с Еленой в короткий промежуток времени между предварительным допросом и этим, и этот кто-то научил ее, что сказать, чтобы вытащить жалкие Рамоновы яйца из огня. Интересно, сколько это стоило? Зная Елену, должно быть, кругленькую сумму. Рамон не позволил себе рассмеяться, но облегчение, которое он испытывал, можно было сравнить с глотком лучшего виски. Может, даже еще лучше. Стоявшая рядом с губернатором женщина с прямыми волосами бросила на него взгляд. Лицо ее оставалось бесстрастным.

Вся проблема с этими инопланетянами, понял вдруг Рамон, состоит в том, что им никогда не понять тех почти незаметных способов, которыми земляне общаются с землянами. Говори он хоть сто лет, Рамону все равно не удалось бы объяснить кому-либо, почему крошечное, на какую-то пару миллиметров движение подбородка означало «получите, пожалуйста», и «спасибо», и «в расчете» — все одновременно. Рамон представил себе, как где-то там, в аду, душа европейца корчится в бессильной ярости при виде его, Рамона, избавления.

Констебль на экране задал еще несколько бессмысленных вопросов и завершил процедуру. Губернатор нажал на кнопку пульта, и экран погас. Рамон потер рукой бедро, пытаясь скрыть облегчение под маской нетерпения и злости.

— Ну что, все еще собираетесь заткнуть мне рот кляпом, pendejo? — поинтересовался он. — Я не хочу показаться типа непочтительным или чего такого. Но раз уж вы, мазафаки, заперли меня в кутузку, измолотили в хлам и пытались выдать меня вот этому мешку соплей, может кто-нибудь снять с меня эти гребаные железки, чтобы я мог позвонить адвокату и посоветоваться, сколько компенсации с вас требовать?

— Его информация подтверждена, — протрубил эния. — Он не представляет интереса.

Никогда в жизни Рамон так не радовался тому, что не представляет интереса. Губернатор, его секретарша и эния ушли, не дожидаясь, пока Рамона освободят. Полицейский босс лично со скучающим видом проследил за оформлением документов; должно быть, его присутствие означало, что он заинтересован в том, чтобы хоть на этот раз ничего не пошло наперекосяк. Через час Рамон вышел на улицу, изрядно потрепанный, но все равно ухмыляющийся до ушей. Он задержался, чтобы сплюнуть на нижнюю ступеньку полицейского крыльца, и зашагал в город. Он прошел почти полквартала, прежде чем сообразил, что идти ему некуда.

Он собирался найти Лианну и начать новую жизнь. Он находился часах в двух ходьбы от нее — на руке ленточка с номером, которую нацепили на него в тюрьме, изукрашенный синяками после общения с Джонни Джо и вряд ли способный на долгий пеший переход. Все же он шел вперед до тех пор, пока не нашел открытого для отдыхающих скверика — жалкого клочка пыльной земли в тени административного комплекса. Он присел на скамейку… на пару минут, не больше. Он не хотел, чтобы полиция интересовалась им, и до него дошло, что вид у него как у типичного бомжа.

Бомж. Без определенного места жительства. Без работы. Он не имел за душой ничего, только сырой план новой жизни, да еще тайну, которой не мог ни с кем поделиться. Высоко в небе мерцали энианские корабли с очертаниями, искаженными повисшей над городом дымкой. Солнце клонилось к закату, и несколько первых звезд почти терялись в начинавших загораться городских огнях. Рамон сунул руки в карманы.

Лианна теперь представлялась ему сном. Мыслью, забредшей в голову, пока он был пьян, но испарявшейся, когда он трезвел. Он попытался представить себе, что сказал бы ей, как бы объяснил, что этот избитый, опухший, безденежный геолог без фургона и даже без крыши над головой стоит того, чтобы за него держаться. И это не говоря уже о том, что он только что вышел из тюрьмы, и от него, должно быть, до сих пор разит камерой. И не говоря о том, что теперь он новый Джонни Джо — первый в списке потенциальных подозреваемых на случай, если губернатору срочно придется искать козла отпущения. Он знал, что увидит Лианна, когда посмотрит на него. Она увидит Рамона Эспехо.