Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы - Марк Михайлович Вевиоровский
После второго КПП они хотели разбудить Свиридова, но он проснулся сам и спросил.
– Ну, как, скоро? – голова была тяжелой и Свиридов решил, что это просто с недосыпа и неловкого положения на сиденье.
– Вон уже видно.
– Где? Я ничего не вижу.
– А вон чуть виднеется над снегом.
Свиридов увидел – строение было таким низким и длинным, что занимало почти весь просматриваемый горизонт и сливалось с ним.
Когда почти подъехали к строению дорогу преградила еще одна изгородь из колючей проволоки, только у ворот их никто не встречал, и водитель сам вылез и открыл ворота.
Голова не проходила.
– Слушайте, милые мамы, – сказал Свиридов, – а не позволите ли вы мне первому войти к вашим ребятишкам и посмотреть на них? Так сказать – в чистом виде и без помех? Или они выбегут вам навстречу?
– Нет, они никогда не выбегали …
– Тогда, пока вы будете раздеваться-разуваться – я попробую с ними познакомиться. Не возражаете?
– Хорошо, Анатолий Иванович, чего там …
– И я вас позову, ладно?
Машина остановилась на расчищенной площадке у низенького крыльца с массивной металлической дверью. Все выгрузились, вошли внутрь.
Небольшой холл с искусственным светом, большой, пустой, неуютный. Навстречу вышла высокая худая женщина с недовольным строгим лицом.
– Здравствуйте, Калерия Спиридоновна! – почти хором поздоровались с ней вошедшие женщины, а Свиридов уловил какой-то неясный – шум, звук – он не мог понять, что это …
– А это еще кто такой?! – громко и недовольно спросила Калерия Спиридоновна.
– Разъясните товарищу! – на ходу, сбрасывая с себя куртку, через плечо сказал Свиридов и уверенно толкнул дверь слева.
В НЕУЮТНОЙ КОМНАТЕ СИДЕЛИ МАЛЬЧИКИ
В такой же неуютной, большой и пустой комнате на ковре среди разбросанных игрушек сидели семь маленьких мальчиков.
#Ты кто? – сигнал был нечеткий, но сильный и определенно адресованный ему. Повернулся сперва один, потом постепенно все ребятишки внимательно и спокойно уставились на Свиридова.
– Здравствуйте, дети, – Свиридов призвал на помощь всю свою выдержку и старательно выговаривая – и повторяя это мысленным посылом, продолжил. – Меня зовут дядя Толя. Давайте познакомимся…
Его буквально захлестнули ответные мысленные сигналы – столько в них было радости. Ребята окружили его.
– Я хочу узнать, как зовут каждого из вас. Только говорить нужно голосом, так, как говорю я. Хорошо?
– Хорошо … – с видимым затруднением повторил один из мальчиков.
– Меня … зовут … Олег …
– Здравствуй. Олег. Очень приятно познакомиться, Олег. А как зовут тебя?
– Са-ша …
– Бо-ря …
– Се-ре-жа …
– Ди-ма …
– Пе-тя …
– Вася …
Мальчики окружили его, они были худенькие, бледненькие, и маловаты для своих четырех-пяти лет.
– Мы с вами познакомились, а сейчас сюда придут ваши мамы. С ними надо разговаривать голосом, вслух, они по другому не умеют.
#Ты уходишь? – такое огорчение, почти отчаяние было в этом немом вопросе.
– Вслух, вслух!
– Ты уходишь?
– Я не ухожу. Я с вами буду и сегодня, и завтра, и еще много-много раз. Встречайте мам!
– Мамы! Где вы? Мы ждем вас! – громко позвал Свиридов.
Дверь открылась, в комнату кучкой вошли мамы и остановились у двери.
– Мама!
– Мама!
– Мама!…
Ребятишки неуклюже, но быстро устремились каждый к своей маме, и каждый из них говорил своей маме какие-то слова. Мамы даже попятились, растерянные и ошеломленные, а потом похватали своих мальчиков и стали обнимать и целовать их.
Все плакали, или так казалось?
Свиридов вышел из комнаты.
ПОЧЕМУ МЕНЯ НЕ ПРЕДУПРЕДИЛИ
– Почему вы не предупредили меня, товарищ Свиридов?
– Минуту. Сейчас я отпущу водителя и мы побеседуем с вами.
Передав водителю, чтобы за ним приехали завтра к часу дня, и чтобы приехал Баранов, Свиридов вернулся в помещение и прошел за худой пожилой дамой в ее кабинет.
– Я – полковник Свиридов, – показал он ей свое удостоверение. – С кем имею честь?
– Нерзавецкая, Калерия Спиридоновна, заведующая интернатом.
– Вы с самого начала заведуете интернатом?
– Да, с самого начала.
– Чем больны дети? Какой диагноз был поставлен при их поступлении?
– Задержка умственного развития… Там еще что-то было насчет осложнения при родах, но я не врач.
– В штате интерната есть врач?
– Нет, у нас есть медсестра, а врача мы приглашаем по мере надобности.
– Истории болезни у вас?
– Нет, истории болезни детей у главврача, а у нас тут только листки с отметками о прививках и других назначениях.
– Что можете сказать о детях? – Свиридов никак не мог понять, что не нравится ему в этой худой пожилой даме.
– Дети малоподвижны, неразвиты, говорить не желают, упрямы. Посещения «мамаш», – она подчеркнула это слово, и получилось презрительно и высокомерно, – Посещения мамаш ничего хорошего не приносят. Дети капризничают, не едят, не спят, скандалят. У сына Васильевой Зинаиды во время посещений бывают припадки.
– Припадки чего?
– Врач ни разу не застал припадка и не может определить – судороги, рвота … Не сумели создать семьи, не умеют обращаться с детьми …
– У вас есть семья? Дети?
– Нет. Я одинока.
– Вы не знаете, что было в этих помещениях раньше?
– Нет. Нам просто выделили часть здания, а остальное отгородили бетонными перегородками. И ход в подвал перекрыт, мы им не пользуемся.
– Какие занятия проводятся с детьми?
– Сперва к нам приезжали преподаватели из города, но дети не воспринимают ничего. Дежурные воспитательницы читают им книжки, но это совершенно бесполезно.
– Я хочу посмотреть распорядок дня детей.
Калерия Спиридоновна вынула папку, там было расписание, меню на неделю, график мытья детей и много всяких других бумажек. Свиридов все это внимательно просмотрел.
– А почему нет спортивных занятий?
– Зарядку они делать не хотят, какие уж тут спортивные занятия!
– А молочно-растительная диета?
– Так прописано врачом, тут мы руководствуемся указаниями.
– Штатное расписание, пожалуйста. И анкеты работников.
– Вот штатное расписание. Анкеты не у нас, они в кадрах … или в спецчасти.
Свиридов открыл папку.
– Кстати, можете сейчас убедится в правоте моих слов – через десять минут будет ужин.
– Кто сегодня дежурит по интернату?
– В дни посещений всегда дежурю я.
– Тогда мы с вами, Калерия Спиридоновна, еще увидимся.
Ему показалось, что он понял – Нерзавецкая не любила детей.
НА КОВРЕ РАССЕЛИСЬ МАМЫ с РЕБЯТИШКАМИ
А в большой комнате на ковре расселись мамы и их ребятишки. Одни сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, но большинство залезло на своих мам и расположившись на них, что-то им говорили.
Растерянность еще не прошла до конца