Николай Чадович - Первые шаги по Тропе: Злой Котел

В следующий момент все словно взбесились.

Маленький, но отчаянный прытник напал на некраша. Некраш вцепился в того из сыщиков, который еще не пострадал. Я ухватил за шкирку прытника. Толстяк в отместку лягнул меня, а Храп кинулся в самую гущу свалки, пытаясь разнять дерущихся.

Время от времени куча распадалась на противоборствующие пары, всякий раз другие, но затем снова сливалась воедино. В ход уже пошли ножи и молотки, благо здесь их было предостаточно.

Прытник – настоящий бесенок – искусал мне все руки, но я в конце концов изловчился и отшвырнул его прочь. Падая, эта сволочь умудрилась сбить трубу горна и нас всех обдало пламенем.

На мне вспыхнула шляпа, на некраше – фартук, на чревесах – собственная шкура. Не пострадал один только прытник. Воспользовавшись всеобщей суматохой, он ухватил серп и ринулся на меня.

Некраш, видя, что я занят тушением своего головного убора, попытался перехватить злого уродца, но тут же получил серпом по горлу. Крови при этом излилось столько, что она могла бы потушить приличный костер.

Гортанный, захлебывающийся крик некраша сначала предупредил меня об опасности, а затем заставил утратить контроль над собой. Схватив случайно подвернувшуюся под руку кольчугу, я принялся хлестать eю прытника, быстрого и увертливого, как таракан.

Цели достигал только один из пяти-шести мои ударов, но и этого в конечном итоге оказалось достаточно, чтобы на веки вечные отучить лесного вредоносца от дурных поступков.

События между тем развивались своим чередом но, как всегда, не в лучшую сторону. Толстяк топтал рухнувшего на пол Храпа, а его напарник, вооружившись сразу двумя ножами, подбирался ко мне.

Но что такое нож, пусть даже самый острый, против двуручной кувалды? И разве может череп чревеса тягаться прочностью с пудовым куском железа? Одна беда – взгляд в сторону я еще успевал отвести, а вот заткнуть уши, дабы не слышать мерзкий хруст костей, не мог. Руки были заняты.

Агонизирующий некраш окончательно свернул с фундамента многострадальный горн. Пылающие угли рассыпались повсюду, обжигая как живых, так и мертвых. Я попытался вытащить некраша из огня, но это было то же самое, что голыми руками корчевать баобаб.

Уже совершенно не помня себя, уворачиваясь от языков пламени и задыхаясь в дыму, я подхватил неподвижное тело Храпа и кое-как доволок его до ближайшего мелководья, которое для чревесов было то же самое, что больничная койка…

Вода привела Храпа в чувство и немного остудила мой боевой пыл. Победа формально осталась за нами, но обошлась она в непомерную цену. С тоской глядя на костер, в который превратилась его кузница, Храп произнес:

– Как все неудачно вышло… Кольчуги не успел сделать да и Ясмень не увижу… А ведь так хотелось.

– Увидишь, увидишь! – я как мог старался успокоить его. – Еще как увидишь. С тобой все в полном порядке. Только ноги немножко обгорели. А ран вообще не видно.

– Почему же я такой разбитый? Даже пальцем не могу шевельнуть… В спине очень ломит. Посмотри…

Я перевернул Храпа на бок и увидел, что под его левой лопаткой торчит рукоять стилета, того самого, с которым совсем недавно красовался покойный ныне прытник. Живуч был Храп Непогода – даже с ножом в сердце продолжал разговаривать.

– Плохо дело, – он поперхнулся кровью. – Видно, отгулял я свое… Никогда не думал, что от своих смерть приму.

– Это я во всем виноват. Зря ты меня спас из застенка.

– Никто ни в чем не виноват. Такая у меня, значит, судьба… Ты к Костолому иди… Через кочкарник. Все прямо и прямо. До самого Слюдяного озера. Привет от меня передавай. Пусть приютит тебя… Сам он по натуре добрый, только очень корыстолюбивый. Подари ему что-нибудь на дружбу… Уходи сразу, моей смерти не дожидайся… Соседи скоро сбегутся…

Но я оставался с Храпом до конца и сам закрыл ему глаза.

Все люди разные. Оказывается, то же самое касается и вредоносцев. Храпа Непогоду я бы не задумываясь взял в побратимы. Да только поздно…

Хоронят чревесов в озере. А потому пусть вода будет ему пухом…

Дерево, в дупле которого хранились мои сокровища, почти не пострадало при пожаре, и спустя полчаса я был уже далеко от догорающей кузницы.

На первых порах я не думал ни о Костоломе, ни о Слюдяном озере – лишь бы только подальше уйти от рокового места, отмеченного сразу пятью смертями.

Кочкарник – вещь весьма коварная, хотя со стороны напоминает собой заброшенную бугристую пашню. Но уже самое первое знакомство с ним настораживает. Почему здесь ничего не растет, кроме скудных мхов? Что это чавкает под ногами? Откуда взялся стойкий запах гниения?

А потом начинается что-то похожее на бег с препятствиями, причем при каждом следующем шаге нужно попадать точно на намеченную кочку, иначе рискуешь оказаться по пояс в холодной воде. Кочкарник – это еще и средоточие ключей.

Прыг – скок, прыг – скок, прыг – скок. Потом хлюп – хлюп и бух – бубух. И опять бесконечное прыг – скок, прыг – скок. Вокруг стелется туман, звенит мошкара, квакают лягушки… С ума можно сойти.

Когда кочкарник кончился, а Слюдяное озеро так и не появилось, я понял, что заблудился. В безбрежных плавнях, простиравшихся впереди, не селились даже амфибии.

Впрочем, этого и следовало ожидать. Ориентиры указанные Храпом, были очень уж приблизительными. А главное, в соответствии с законами диалектики, за чередой удач всегда следует полоса невезения, лучшее средство от которой – запереться в четырех стенах и пуститься в запой.

Средство что надо, спору нет, да только нынче оно мне не по карману.

Выручил меня худющий, словно шахтерская кляча чужак, добывавший в плавнях руду.

Черпая деревянным корытом рыжую грязь, он потом терпеливо выискивал в ней крохотные ноздреватые кусочки бурого железняка.

О его незавидном, но зато вполне определенном статусе невольника свидетельствовал обруч с замысловатой насечкой, надвинутый на самые уши. Имея такой отличительный знак, можно было не опасаться встречи с сыщиками, повсюду выискивающими крамолу.

Он не владел ни одним из известных мне языков, а может, и вообще был нем, что среди невольников не такое уж и редкое явление, однако на имя Костолома Маеты сразу отреагировал. Вне всякого сомнения, подобная личность (как-никак, а первый кузнец среди чревесов) должна была иметь известность у всех, кто причастен к выделке железа.

Пользуясь мимикой и жестами, мы пришли к следующей договоренности – я помогу ему в работе, а он потом проводит меня к Костолому.

Не прошло и пары часов, как я убедился в правоте вещуна, говорившего, что добыча болотной руды равносильна смертному приговору.