Евгений Прошкин - Слой

Завалить сволочугу, все более распаляясь, подумал Немаляев. Как они там?.. «Именем Народного Ополчения»? Ну а мы – именем криминала. Тоже звучит. Именем братвы, будь она проклята.

Нет, Еремина ликвидировать в последнюю очередь. И то – при условии, что станет мешать. А не станет – пусть себе шебуршится. Какой-никакой, а все же шанс. Роговцев, так называемый серийный маньяк, залег глубоко, уже два месяца ни слуху ни духу. Кроме как через сотника на него не выйти.

Немаляев взвесил «за» и «против»: оставить Петра в покое в надежде заполучить Роговцева, или как следует прижать и, возможно, приобрести записи Черных. И то, и другое выглядело весьма сомнительно. Во-первых, неизвестно, удастся ли когда-нибудь побеседовать с маньяком, так же как никто не поручится, что дневник Бориса действительно существует. Во-вторых, где гарантия, что маньяк или этот поганый дневник откроют ему то, чего он жаждет. Гарантии нет. И третье, на закуску. Петр мог завязать со своей мышиной возней и вести жизнь честного бандита. Вот и лоха какого-то на квартиру притащил, и подругой правильной обзавелся… А записи он, допустим не брал, ему на них просто начхать.

Немаляев заметил, что бродит по кругу. И так плохо, и так дерьмо. Какой путь не возьми, все – в никуда. Сотник мог давно разыскать своего подчиненного и давным-давно проштудировать учение Бориса, или что там у него. И овладеть – абсолютной свободой. Обрести настоящую волю, какой никому и не снилось. Передвигаться по слоям. Самостоятельно. Ни от кого не зависеть. Ни от чего не зависеть. Выбирать свою жизнь. Выбирать – себя.

Воля… Вот она, так близко. Есть адрес. Можно снять с Петра кожу. Можно посадить его на иглу или купить, отдав взамен все. Есть разные способы. Нет только уверенности, что у него это получится – вырваться. Вырваться отсюда к чертям собачьим.

Коньяк, братва, бешеные деньги. Безумная власть. Но пользоваться ей… Настоящий, тутошний Немаляев-Штаб сказал бы: западло. Александру Немаляеву, вице-премьеру, даже и слов таких произносить не хотелось. И все же он пользовался – словами, деньгами, властью. Не ради удовольствия, а по инерции. Для поддержания системы в рабочем состоянии. Ведь система должна работать – любая.

Он достал из стола девятимиллиметровый «Зиг», тяжелый мужской пистолет, и сбросил рычажок справа. Передергивать затвор было ни к чему – при замене магазина «Зиг» заряжался автоматически. Достойное оружие для авторитета по имени Штаб.

Немаляев развернул пистолет на себя и хладнокровно заглянул в ствол. Палец без возражений лег на спусковой крючок. Он не сопротивлялся. Сопротивляться свободе глупо. Подлинной свободе, которая выше страха.

Дорога будет короткой. Шаг первый – он же последний. Не надо железных аргументов и тонких мотиваций. Ничего не надо, никакого обмана. Он знает, что делает. Это вернее, чем мудрость самостийного философа Черных. И это быстрей.

Палец поерзал, нащупывая удобное положение. Фаланга чуть согнулась. Немаляев проглотил комок. Сейчас…

– Штаб, у нас лажа! – Гаркнули в другой комнате, и от неожиданности он чуть не выстрелил. – Штаб! Слышишь?

К нему вбежал личный телохранитель: дорогие брюки, стрижка «ежиком» и мясистые уши.

– Штаб… ты чего?

– Пушку смотрю, – буркнул Немаляев, откладывая пистолет в сторону. – Что за кипеж?

– Наши с казанскими поцапались.

– Сильно?

– Шесть трупов.

– Чьих? – Спросил он могильным голосом.

– Это… не разобрались еще. Кудря звонил. Он… не успел, короче. Прямо в трубку шмальнули.

– Ну и что ты стоишь? – Так же спокойно процедил Немаляев. – Собирай людей.

– Так это… всех?

– Всех. А там поглядим. Иди.

«Зиг» он оставил на столе – только защелкнул предохранитель. Взял бутылку и умеренно хлебнул из горлышка. Затем дотянулся до телефона и по памяти набрал номер.

С этим канителить не следовало. Что-то не сработало в его системе – в их общей, одной на всех, системе.

Шмель из Казани ответил сразу. Ровно через шесть минут, по минуте на труп, вопрос был улажен. Им еще предстояло встретиться и обсудить детали, но в главном они договорились: войны не будет. Иного исхода никто из них и не ждал. Шесть, десять или шестьдесят – количество убитых друзей не имеет значения. Главное – сохранить статус-кво.

– Ну как? – Спросил телохранитель, высовываясь из-за двери.

– Отбой пока.

Он наполнил стакан и медленно, со вкусом, выпил. Жизнь снова заиграла красками. Система скрипнула и заработала. Это важно. Тему абсолютной свободы он решил оставить до завтра.

Немаляев повертел пистолет и, усмехнувшись, положил его обратно в ящик.

Глава 6

Опять!..

Константин с ненавистью посмотрел на импортный аппарат и легонько провел пальцами по ряду пластмассовых кнопок. Ногти отросли, как у испанского гитариста, и под ними, несмотря на стерильность палаты, образовалась черная кайма. Он потрогал лицо – щетина давно перестала колоться и превратилась в нормальную бороденку. И усы. Видно, никуда от них не денешься.

Он снова погладил круглые пуговки, стараясь угадать, какая из них главней. Обычного выключателя с понятными «0 – I» на панели не было, а надписи на французском ставили его в тупик.

Можно запомнить эти чертовы каракули, мелькнула у Кости скучная мыслишка. А по возвращении обратно – проверить по словарю. Да, идея занятная. Жаль, поздновато осенило.

– Не лапай приборы! Или ты отрегулировать? Что, самочувствие неважное? – Мясник усмехнулся и глянул на ползущий по экрану график. – Подлечим. На то мы и врачи.

– Где… – Костя чуть не ляпнул «Борис», но, вовремя спохватившись, укусил одеяло. – Где охрана?

– На кой? Сам ты отсюда не сбежишь, а если и побежишь, то не быстро, – хмыкнул он. – А дружки твои уже не опасны. Они ту-ту-у!.. – Мясник, как мог, изобразил движение поезда. – В сторону Мурманска.

– В Мурманск? – Константин нахмурил брови.

– Ну да. Кого в Мурманск, кого в Магадан, кого на Камчатку. Страна большая, места на всех хватит. Мы же эту… как ее… подписали. Конвенцию. Мораторий на расстрелы.

– Я всех сдал? – Ужаснулся он. – Всех, до последнего?

– А какой резон запираться? Твое Ополчение тебя наверняка приговорило – как только ты начал давать показания. Это в твоих же интересах, чтобы их обезвредили. А то возьмут да казнят. Им европейские конвенции до фонаря.

– А Морозова? Ее можно увидеть?

– Эк, замахнулся! Она теперь генеральный прокурор. Повысили. Догадываешься, за что.

Константин заметил, что Мясник не просто расхаживает вокруг, а собирает какое-то медицинское хозяйство. Выдернув иглу из вены, он смотал прозрачную трубку и оттолкнул капельницу ногой.