Евгений Прошкин - Слой
– На, – сказал он, протягивая клок ваты. – Прижми, а то напачкаешь тут…
Вскоре из всей оснастки остались лишь провода – цветной жгутик, уходящий в левую часть груди. Костя растерянно следил за неторопливой работой Мясника, соображая, что скоро очередь дойдет и до жгутика.
– Помнишь, как у Гоголя? – Спросил Мясник. – Человек простой – он и так поправится.
Он вышел из поля зрения и чем-то щелкнул. Кривая на мониторе выпрямилась и, сжавшись до точки, погасла.
Костя инстинктивно зажмурился и помимо своей воли сосчитал до трех.
Потом до десяти.
Открыв глаза, он увидел, что Мясник перегружает аппарат на тележку. Провода, подключенные к сердцу, угрожающе натянулись, но боли почему-то не было.
– Ах ты черт, совсем забыл… – Мясник подошел к кровати и взялся за проволоку. – Да не трясись! Если б умер, так уж умер бы. А если нет – так живи. Медицина не возражает.
Мясник повел рукой, и жгут повис в воздухе. Костя увидел, что на концах поблескивают тонкие разъемы. Не веря своим глазам, он потрогал кожу – пальцы нащупали три затвердевших отверстия.
– Контакты. Иногда приходится кое-что корректировать. Не резать же тебя при каждом приступе. Ниток не напасешься.
– Мне вшили стимулятор?
– Батарейка на десять лет. Да! Вот это запомни строго-настрого: никакого электричества. Менять розетку для тебя то же самое, что заплывать за буйки. Чуть-чуть невезения – и шабаш.
Мясник окликнул в коридоре санитара и, показав ему на тележку с оборудованием, хлопнул по спине.
– Я хочу встать, – сказал Костя.
– Постельный режим. Но я не против. Девчонки парашу за тобой таскать замучились. Кормежка либо здесь, либо в столовой, как тебе нравится. Туалет в конце коридора. Душевые там же, но это пока рано. Что еще? Телевизор в комнате отдыха – сам найдешь, здесь заблудиться негде.
– Я под арестом?
– Ты в больнице, дурило. Если пойдет без осложнений, через месяц выпишем.
– И все?
– А что ты хотел?
– Я?.. Ничего…
Свободен, ошалело подумал Константин. Это как?.. Почему?..
А потому, что всех продал, напомнил кто-то внутри. Всех, кого знал и не знал. Теперь они осваивают северные районы. И тебе их не надо бояться. Ты свободен. Иди. Живи.
Выпишут и отпустят. А может, и местечко предложат – с его-то опытом. Темное прошлое простят, как-никак, раскаялся, честно отработал. Заплатил – чужими судьбами, близкими людьми, самим собой, в конце концов.
Константин стиснул кулаки и бессильно разжал – обрушить гнев было не на кого. Разве что на себя? На того, кто влезал в его тело, и час за часом, день за днем диктовал, диктовал… Это не так уж и напрягало – раньше. Ведь он уже не считал этот мир своим. Он давно существовал там, в новом слое, а старый казался почти нереальным. Сюда он нырял, как в пьяный кошмар: игрушечный страх перед мертвой Морозовой, безумные беседы с убитым Борисом… Он словно посещал какой-то кинотеатр. Но вот зажгли свет, и экран оказался с другой стороны.
Вернуться не удастся. Он выздоровел. Сеанс окончен.
Надо было искать тетрадку – тщательно искать, не лениться. Ведь было же время. Сколько у него было времени! Тьма. И на что оно потрачено? Теперь его еще больше. Только зачем оно?
Борис!!
В голове взорвался горячий фонтан. Борис! Он же здесь. Он поможет, он вытащит. И он сам собирался все объяснить. На кой черт эта тетрадь, если Борис где-то поблизости!
Костя выскочил из палаты. Высокие, во всю стену, окна слепили пронзительным августовским солнцем. Глаза с непривычки заслезились, и Константин прикрыл их ладонью. Пижама мгновенно нагрелась и начала источать запах стирального порошка.
Коридор был широким и довольно длинным. В правом торце находились белые двери уборных, в левом – стеклянная перегородка. За ней осязаемой прохладой темнела лестница. У перегородки, на маленьком и каком-то неуютном стульчике притулился охранник в гвардейской форме. Он глянул на Костю и, не проявив интереса, отвернулся.
Гвардеец изнывал от жары. В черном кителе было теплее, чем в пижаме, а сидел он, видно, уже давно. На его лице читалось страстное желание перенести стульчик на лестничную площадку, в тень, но для этого он был слишком дисциплинирован.
Подходя к охраннику, Константин на всякий случай развел руки в стороны. Мужчина с одинокой лычкой ефрейтора не обратил на это никакого внимания.
– У вас был старший лейтенант, – начал Костя без предисловий. – Борис Черных зовут.
– Был такой, – подтвердил гвардеец. – Сплыл.
Константин почувствовал, как в желудке расплетается что-то шевелящееся. Оно поднялось наверх и застряло в горле, около кадыка.
– Уволили? – Прокашлявшись, спросил он.
– В Гвардии не увольняют. Спороли погоны, и в питомник. К собакам.
– За аморалку, наверно… – потерянно молвил Константин.
– Чего-о?
– Ну, я слышал, он тут с медсестрами…
– Какая же это аморалка – с медсестрами? Не, Черных не за это убрали. Крыша у него поехала. Во, браток, как служба людей ломает.
– Странно…
– Да уж!
Похоже, ефрейтор был не прочь потрепаться.
– Ты прикинь! Служил человек, все нормально. Где-то месяц назад или чуть больше… да, побольше, месяца полтора… Короче, как подменили: на подчиненных бросается, начальству жопу лижет. Корешка своего заложил, – полушепотом произнес гвардеец. – Тот на ерунде какой-то попался, в итоге осудили за мародерство. А потом выяснилось, что все это ради того, чтоб сюда попасть, во взвод охраны. Не знаю, как будто здесь сахар…
– А чего стоите-то? Кого тут сторожить?
– Да никого. Приказали, вот и стоим. Военное положение, сам понимаешь.
– Понимаю… А если я, допустим, выйти захочу?
– Иди, – пожал он плечами. – Пижаму только переодень. Ну ладно, я про Черных. Народ его уважать перестал, но от этого не помирают. Служит человек дальше, прогибается. И вот… – сержант сделал удивленное лицо, точно сам слышал эту историю впервые. – На прошлой неделе… – Его удивление достигло такого накала, что Константин занервничал. – Всё назад!
– Что назад? – Разочаровался Костя.
– На смену не явился, а пошел в свое отделение, к утреннему разводу. Ему говорят: ты же в больницу перевелся. Морда – кирпичом. Не в курсе. То есть совершенно! Ты прикинь, оказывается он все это время, с тех пор, как оборзел, вообще не помнит. Даты путает! Не числа – месяцы. Месяцы путает, прикинь! Эй, приятель! Больной! Ты чего? Плохо? Давай доктора позову!
Константин молча покачал головой и, держась за стену, поплелся к своей палате. Доктора… Его доктор, его единственный спаситель кормил служебных овчарок. Нет, даже не так. Если б на псарне работал Борис!.. а то ведь не он. Борис ушел. В самый неподходящий момент. Ушел тогда, когда без него нельзя. Когда вся надежда…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});