Кир Булычев - Вид на битву с высоты
Дальше все было делом техники.
На следующее утро, протрезвев немного, я села в Рыбинске в «газик» и рванула в обществе Порейки в славный город Меховск.
Следующую ночь я провела в койке товарища Порейки, который оказался никудышным любовником, но мне кудышного и не нужно было. Ведь я допустила его в койку исключительно ради моего Витечки.
Через день я получила место официантки в кафе «Синий ветер». Я сама так пожелала. Мне нужна была «крыша», нужна была независимость. У Порейки была семья в Ярославле, но здесь он был начальником, на виду – это я ему разъяснила, а он понял и высоко оценил мою девичью тактичность. Я получила комнату со всеми удобствами.
Еще через три дня я сложила два и два и поняла, что никакая это не война – просто какое-то фантастическое место, про которое в передачах по телевизору рассказывают, – летающие тарелочки и так далее. Туда отправляют ветеранов, которые все равно ни на что уже не годятся, кроме как воевать насмерть.
Ветераны убивают друг дружку, тамошнее, блюдечное, или какое еще другое начальство щедро расплачивается с руководством «Союза ветеранов – XX век» за каждую отрубленную голову. И платит славно.
Об этих деталях я узнала, когда приучила к себе Порейку. Я играла роль безответной доверчивой телки, которая не думает ни о чем, кроме изысканных вкусов своего повелителя. Господи, что только мне не пришлось перетерпеть от плешивого вождя в койке. Никому не расскажу, а то дойдет до Витечки, и он, несмотря на то что это были жертвы на алтарь нашей любви, задушит меня, как Отелло.
Порейко всех боялся, своих соратников в первую очередь. Он, например, купил «Мерседес» не первой свежести, но вместо того, чтобы катать меня по окрестностям, он спрятал его в сарае и заявил, что день еще не пришел. Я спрашивала его, когда же придет тот славный день, а Дима только отмахивался и принимался скрести свою лысину частым гребнем.
Но где-то через месяц он стал доверять мне больше, чем мужчинам. Он меня перевел в разряд «мам», полагая себя моим ласковым сыном, все груди искусал, мерзавец!
Зато начал приносить ко мне ценности. Оказывается, он получал свою долю как член руководства. Например, продали эти стервецы команду из Кашина, ему отстегивается десять или пять процентов. А раза два, он хвастался, его даже брали Туда. Но что Там, он даже мне не говорил. Облизывался, пучил глаза и изображал сома на песке.
Чем ближе подходил срок отправки из Меховска, тем чаще он мечтал вслух, лежа рядом со мной и гладя меня холодными как лед ногами (ненавижу у мужиков ледяные конечности!). Он говорил, что увезет меня в Швейцарию и буду я царицей мира.
Я благодарила как могла, хотя сами понимаете, что мне эта Швейцария, пять Швейцарий, десять Швейцарий! Я должна выручить Витю.
И вот этот стервец Порейко готовился сдать своих мальчиков. Они к нему ходили, называли по имени-отчеству, хоть он и не местный, даже стенгазету делали, как пионеры в лагере! Они – мальчики, у них развитие остановилось.
Когда он сдаст меховцев, то получит половину от платы и еще слетает Туда, на блюдечко, где тоже можно выиграть – только я тогда не знала как.
И ему не было жалко ребят. Он торопил время – скорее бы наступал День.
– А что же ты будешь делать, когда вернешься? – спрашивала я. – Ведь кто-то может спросить, куда делись мальчики.
Вот тут он и начинал мне плести про Швейцарию. И утверждал, что предыдущие председатели местных организаций, которые сдали ветеранов, уже там, в Западной Европе.
За этот месяц приезжал пару раз генерал – готовили переброску. Я уже знала, что это сделают через вагон-холодильник, специально обработанный для переброски, – деталей не знаю и не интересовалась, я вам не Эйнштейн!
И я начала культивировать в Порейке ревность. Он должен был трепетать от мысли о том, как я от него сбегу. А сбегу я немедленно, как он оставит меня одну.
Времени было мало. Уже приезжал генерал. Я обещала генералу свои скромные прелести. Но не здесь – я уже знала весь механизм, запущенный этими работорговцами. Главным для них было одно: никто из проданных на войну ветеранов не должен возвратиться на Землю. Эти гады хотели, чтобы я стала вдовой, не обретя радостей материнства! Нет уж, не выйдет, господа! Вам нужны великие потрясения – а мне всего лишь Витечка.
– Они все забывают, счастливые люди, – исповедовался мне Порейко. – Они не помнят ни своего имени, ни своего прошлого. Они думают, что защищают родину, что за их спинами – родной город.
– А на самом деле?
– На самом деле это вроде стадиона, где бьются гладиаторы, а зрители делают свои ставки...
– Это бесчеловечно!
– Дура! Мы дарим им смысл жизни! Ветераны в нашем Союзе не имеют ничего за душой. В восемнадцать лет их отправили на несправедливые и жестокие войны и научили убивать и бояться мести тех несчастных, которых они обездолили и осиротили. Их сделали трусливыми и равнодушными убийцами. Они живут от пенсии до пенсии, а порой они и пенсии не выслужили, потому что их разыскивает милиция. Они забыли умереть, мы помогаем им – дарим для этой смерти.
– А как же они не догадываются, что воюют сами с собой?
– Они уверены, что воюют с чужими. Тех, их врагов, набирают в другой структуре. Они не то чтобы черномазые, но их везут с юга. Даже если снять маску, наши все равно увидят чужих. В последние годы нам положено было воевать с чернозадыми. Война продолжается. Что чечен, что молдаванин, что душман – все одна сволочь. А у них – вот что смешно! – у них, у душманов – мы их зовем ублюдками, – у них те же легенды и та же страсть защищать свой дом, как и у наших мальчиков. Ведь и там наши местные войны по установлению порядка создали категорию отмороженных и никому не нужных солдатиков. Так что они умирают с чувством выполненного долга и с любовью к ближним. А мы приумножаем свои капиталы...
И тут Порейко начинал хохотать.
Я хотела поглядеть на тех, кто покупает солдатиков. Порейку и генерала время от времени допускали к инопланетному начальству... Впрочем, когда я убедилась, что оба бездельника готовы на все, – я успокоилась. Я попаду туда, где идет война, я отыщу Витечку и верну ему память и любовь. А там мы прорвемся. Прорвемся ли?
Порейко с генералом как-то шутили, а я поняла: у солдат на том свете нет огнестрельного оружия – они должны драться из луков и мечами, как в рыцарском романе. Видно, тамошние хозяева – большие романтики. Я знала, что Одноглазый Джо ходил туда, охранял начальство и брал с собой «ТТ». Ничего, обошлось. А где хранится оружие, я знала.
Главное – попасть туда! Порейко обещал мне зрелище, подобного которому я в жизни не видала. Вот и ладушки.
Подходило время отправляться в путешествие. От нас туда посылали двадцать единиц корма для пушек, и тут появился ты, Гарик. Я не знала – верить тебе или нет. Но в любом случае ты не с ними, ты – я все чувствую, – ты им враг. Значит, я постараюсь тебя защитить – иначе тебя просто уничтожат. Уровень зла в Меховске выше любой человеческой нормы. Я в этом зле купаюсь, как в теплом бассейне, потому что ступила уже за пределы морали. Может, я сложно выражаюсь, но проще не могу.
Конечно, я пыталась узнать, осторожно, аккуратно, под каким именем там существует мой Витечка, но ничего не узнала. Не могла же я показывать Порейке паспортную фотокарточку, на обороте которой написаны в мой адрес слишком теплые слова. Я эту фотокарточку уже всю зацеловала. Но это – мои проблемы.
За день до пересылки приехал генерал, с ним шеф – Рустем, он тоже хотел поучаствовать. Ненавидела я их – безумно. А тут еще они убрали Аркашу. Я его мало знала, но и его смерть легла на их черную совесть. Я до них доберусь! Думаю, Витечка меня поймет.
Я не знала, что и как буду делать там, на той планете. Правда, Порейко и компания, которые там бывали, твердили, что это не та планета, а наша родная Земля, но больше ничего объяснить не могли, потому что, думаю, и сами не понимали. И боялись копать глубоко.
Мне было жалко, что Ритку тоже туда отправляют. По их рассказам я знала, какая судьба ждет там медсестер и санитарок. Сама прошла это, только в настоящей жизни.
Но я не могла вмешиваться. Пока я не доберусь до моего Витечки, чужие судьбы меня не волнуют.
Потом наступил славный миг. Вас всех погрузили в вагон-рефрижератор и кинули куда надо.
Мы переехали туда в том же вагоне, но после вас, и, конечно же, нас не подвергали чистке мозгов. Мы были как вожди африканского племени. Помните, в школе проходили, как они сами работорговцам продавали своих людей, а те везли их на плантации в Америку.
Я не знала, как проникнуть на поле боя. Даже не представляла толком, что это такое. Но была уверена, не надо торопить события – судьба сама за меня распорядится. Пошлет кого-нибудь или покажет дырку.
Вот я и попала на этот стадион. Только по другую сторону баррикады.
Главное я поняла почти сразу, потому что мои мозги работали в нужном направлении.
