Кир Булычев - Вид на битву с высоты

– Ты – дикая кошка.

– Вот это уже культурнее, – ответила я.

– Думай, как нас отсюда вывести.

Я стала думать.

Для меня главной трудностью были не местные – какое им дело, кто уходит и как уходит. Я здесь второй раз, так что знаю: никто нас на обратном пути не проверяет. Но вот наши зададут вопросы. Наших надо нейтрализовать.

Я думала целый час, боевое время началось, но ничего не придумала. Можно было бы пристукнуть кого-то, допустим Порейку, и взять с собой Витечку. Но они размером отличаются, а лицо – ничего похожего. Да и остальные поднимут такой крик, что меня на выходе пристукнут. Значит, следует убедить моих спутников. А как их убедишь?

И тут я встретила Гарика.

Оказывается, Гриша Кун решил подстраховаться. Я как спасительница вызывала у него сомнения. И он отыскал Гарика. Хотя и обо мне не забыл.

Я понимала, что он послан мне судьбой. Ему тоже надо вырываться отсюда. Значит, нас будет четверо – четверо против них. Уже прогресс!

И тут Гарик сказал мне, что разведчик Шейн уже привел человека изнутри. Правда, израненного. Он лежит в комнате. Может, это и есть Витечка?

Гарик еще не успел закончить, как я уже мчалась по коридору – куда бежать дальше? В какой комнате?

По дороге мы никого не встретили – уже начиналось боевое время, и все, кто может, скопились на балконе или поблизости от него.

...Сенаторы играют, ставят на рыцарей, ставят на взводы – кого убьют, а кто убьет сам. Они входят в страшный азарт, я сама видела. Для них деньги не играют роли, но ради копейки удавятся, если эта копейка добыта в игре. Один как-то умер, мне рассказывали – сердце не выдержало. Хотя они, как говорят, бессмертны. И потому им очень скучно. Да любой из нас – стань бессмертным, через полгода или через сто лет, но обязательно повесится.

Вокруг сенаторов крутились служители и всякая местная шантрапа. Большей частью они тоже делают ставки на живых солдатиков, тоже играют, подражают начальству.

А рядом с сенаторами сидели наши – Порейко, генерал, Рустем. Они тоже научились играть, но для них главное не играть, а выигрывать, умножать гонорар.

Гарик первым вошел в комнату и сразу сказал:

– Здесь свои, не бойся. Как ты там?

Ответили не сразу. Я замерла в дверях – неужели сейчас я услышу его голос? Наверное, он никогда не поймет, на что мне пришлось пойти, чтобы отыскать и вытащить его отсюда. Только бы рана была небольшой... как в песне.

И он ответил. Хрипло, почти неузнаваемо – но ответил:

– Проходи. Я живой еще.

И тогда я оттолкнула Гарика и первой подбежала к Витечке.

Витечка лежал на полу, под головой у него почему-то была фетровая шляпа. Он лежал на спине вытянувшись, словно ожидал, что придет военная проверка, а раненым положено лежать по стойке «смирно», иначе выгонят из госпиталя.

Я присела на колени перед Витечкой и стала шептать:

– Витечка, я нашла тебя, ну слава богу, я нашла тебя, миленький! Я тебя вытащу отсюда, ты уж мне поверь, я вытащу тебя...

Я стала его целовать, но осторожно, конечно, я придерживала голову ладонью под затылком и сама шептала, ласкала его своим шепотом.

Он открыл глаза – узнал меня. По голосу узнал. Он даже улыбнулся мне.

И тут же нахмурился. Как человек, увидевший змею вместо бабочки.

Он спросил:

– Ты кто?

– Что с тобой, Витечка? – испугалась я. – Это же я, твоя Саша. Не узнал, что ли?

– Как зовут? – спросил он.

– Александра я, Саша. У тебя контузия, да?

– Я ищу Надин, – произнес он медленно. Он меня не узнавал. – Мне нужна Надин. Они изнасиловали ее. Понимаешь, эти ублюдки изнасиловали ее.

– Кто такая Надин? – спросила я.

Гарик не смотрел мне в глаза. Он сказал:

– Это медсестра. Там, внутри, они ее изнасиловали. А потом у нас показывали агитационный фильм, и он все это увидел.

– Какой еще фильм? Неужели ты им веришь?

– Я не верю. Большинство поверили.

– Я сам видел, – подтвердил Витечка. Для себя он оставался Коршуном.

Тогда у меня все внутри оборвалось.

Я поняла, что он еще в отключке. Что он, как они и добивались, отмороженный – он меня не знает.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Странный вопрос. Вчера Коршуном звали.

Он попытался улыбнуться. Но неуверенно. Слава богу, что хоть улыбки у него не получилось.

– Тебя зовут Витей, – сказала я. – Витечкой.

– Очень приятно. Но мне надо идти. Григорий сказал, что ее можно найти здесь. Это правда?

– Да на хрен мне сдалась твоя Надин! – воскликнула я. Это не потому, что я психическая. Но получилось, словно ты бежишь, бежишь, добежала, а тебе говорят, колбаса кончилась! Так, наверное, раньше вся жизнь протекала.

– Не надо, – сказал Витечка. Он не хотел меня обижать. Так и должно быть. Витечка, который сидел в шкуре этого Коршуна, не любил обижать женщин. Потому их у него одновременно бывало до дюжины, все враждовали, ему приходилось хуже всех. Но он отказать не умел.

– Ничего не изменилось, – сказала я. – Тот же ходок.

– Ходок? – Он не понял слова.

– Ну козел! Сексуальный маньяк.

– Спасибо, – сказал Витечка. – Вы свободны.

Голос его, выражения его. Все по-старому. Только меня нет. Меня не видят и не помнят.

– А чего сюда приперся? – спросила я. Грубо, но это не от плохого отношения к Витечке, а ввиду разочарования.

Я уже губы подставила – поцелуй в диафрагму, как говорили на заре моей туманной юности, а мне вместо поцелуя звонкая пощечина.

– Я ищу Надин, – объяснил Витечка, – они ее изнасиловали и убили, понимаешь?

– Так изнасиловали или нет? Я не выношу боевых подруг, которые разевают рот на мое имущество.

– Я не знаю, – сказал Витечка доверчиво. Он был такой израненный и так плохо забинтован, что мои руки тянулись к нему, чтобы привести его, насколько можно, в порядок. Но я сдерживала себя. Обида была сильнее свойственного мне гуманизма.

– Мне сказал полковник... Григорий, да, Григорий?

– Григорий.

– Он пообещал мне, что найдет Надин. Что Надин здесь, понимаешь? Он меня сюда тащил на горбу, а ты говоришь – он был на нас обижен.

– Откуда ты знаешь Григория?

– Люди должны помогать друг другу. – Он заговорил наставительно, как партайгеноссе на проповеди. – Это способствует их лучшему перерождению. Мы с Гришей в Тирасполе были. Это Приднестровье.

– Спасибо за объяснение, – сказала я. – Что-то я его там не заметила.

Гарик не сдержал улыбки. Ему виделось что-то смешное в нашем диалоге.

– А тебе, – повернулась я к нему, – я ноги выдерну.

– Спасибо за внимание, – сказал Гарик. – Но вряд ли это поможет нашему общению.

– Мне уже ничего не поможет.

Тут и пришел граф фон Шейн. Он вошел как раз в тот момент, когда я спрашивала Витечку:

– А где Валера? Ты Валеру видел или потерял, как и меня?

– Валера? – тупо произнес он.

– Александра, – позвал Гриша от двери, – можно вас на минутку?

– А вот и ты! Где пропадал? – рассерженно накинулась на него я.

– Простите, но я обыскал весь стадион. Я же не знал, где вы спрятались.

– Я была на виду, – ответила я. – И кто хотел, – я показала на Гарика, – без труда меня нашел.

Красиво сказала. Как в высшем обществе.

– И я бы нашел, – миролюбиво ответил Григорий. – Если бы мне не пришлось просидеть полчаса в крысиной норе, чтобы не попасться на глаза слишком внимательному охраннику.

– Убрал бы его, и дело с концом, – подсказал Витечка. – Они здесь ублюдки.

– Кончай свои солдатские бредни, – зло сказала я. – Здесь ублюдков нет.

– Это не бредни, – возразил Витечка. – Я живым не останусь, если их не замочу.

Я готова была взорваться – тогда бы от всех и клочка не осталось. Но Гриша был настойчив:

– Выйдем наружу, на минутку!

Я пошла следом за ним. Он остановился в коридоре.

– Он меня не узнает! – пожаловалась я.

– А разве мы об этом договаривались? – Он оскалился, зубы плохие, пора к протезисту. – Я же не могу снять с твоего Вити заморозку. Не могу, что будешь делать? Какого вытащил, такого и получай. Не помнит он тебя, и твое имя ничего ему не говорит. Но он вылечится, придет в себя.

– При чем тут какая-то Надин?

– Не сердись на него, – сказал Григорий. – Если он тебя не помнит, кому он будет хранить верность? Ведь он привязчивый. Он увлекся медсестрой в лазарете, а эта медсестра попала в плен к ублюдкам. Ты знаешь, чем это кончается?

– Догадываюсь.

– И потом был сделан фильм о том, как враги добивают раненых и насилуют девушку. И этот фильм наши пропагандисты показывали перед боем, чтобы солдатики яростнее сражались.

– А как же сняли?

– Снять что угодно – несложно. С балкона можно снять, с летающего шарика можно снять. Было бы желание.

– Ладно, рассказывай дальше, – сдалась я.

– Я понял, что у меня есть только один шанс его сюда затащить – обещать ему Надин.

– Значит, ты врал?

– Может, врал, а может, и не врал. Это обычное дело на такой войне... Важен результат.