Дмитрий Колосов - То самое копье

Тимур хотел видеть этот бой, и он попросил Шеву:

— Помоги мне сесть на коня.

Та послушно подставила плечо и, поддерживая тщедушное тело старца, подвела того к белому жеребцу, косящему лиловым глазом на своего повелителя. Шева нагнулась, чтобы помочь Господину счастливых обстоятельств сесть в седло, и тут Тимур вскрикнул:

— Берегись!

Стремительно обернувшись, Шева увидела занесенный меч. Мгновенно отпрянув в сторону, она ударила нападавшего ногой в живот, а когда тот скрючился от боли, обрушила на его шею маленькую крепкую ладонь. Убийца еще не успел опуститься на землю, как тонко свистнул меч, извлеченный Господином счастливых обстоятельств, и голова покатилась, нелепо подпрыгивая, вниз по склону.

— Никогда не доверял рабам, — пробормотал Тимур, отирая клинок о судорожно подрагивающее тело. — А ведь я так хорошо к нему относился. Я даже запомнил его имя — Ахыз. И вот что я получил взамен! Шева, — Тимур усмехнулся, — никогда не доверяй рабам!

— Я предпочитаю не иметь их!

— А вот это напрасно. Лишь обладая рабами, становишься господином, человеком, приближенным к Аллаху. — Тимур хотел прибавить еще что-то, но внезапно увидел нечто, его ошеломившее. — Смотри!

Воины Сулеймана и Халил-султана продолжали упорную сечу, но сбоку от них, из-за самого дальнего к месту сражения холма, появился отряд всадников. Никем не замеченные, они обошли сражающихся и теперь стремительно скакали к оставшейся без защиты ставке Тимура. Перебежчик, назвавшийся Хусейном, исполнил обещание, данное султану Баязиду. Он выбрал момент и теперь во весь опор мчался к холму, где его ждали возлюбленная и голова Тимура, покуда пребывавшая еще на плечах своего господина.

— Надо бежать!

Схватив под уздцы испуганно всхрапнувшего коня, Шева потащила его к Тимуру. Взгляд того был беспомощен.

— Мы не сумеем. Они догонят нас! Это конец! Беги, ты сумеешь спастись. Я слишком стар, я только задержу тебя!

— Не в моих привычках бежать! — пробормотала Шева.

Однако отряд османов уже заметили воины Тимура, сражавшиеся на левом фланге. Всадник, за чьими плечами развевался алый, покрытый багровыми пятнами крови плащ, быстро собрал вокруг себя два десятка витязей и устремился к холму на помощь своему господину. Теперь все решали мгновения. Но свежие лошади турок скакали куда быстрее, чем истомленные в сече скакуны монголов. Враги неумолимо приближались. Уже можно было рассмотреть яростно оскаленные лица под шишаками, украшенными султанами из конских волос. Шева вздохнула, ей не оставалось ничего иного, как нарушить второй параграф инструкции. Вытащив из-под одежд излучатель, она установила индикатор энергии почти на высшую отметку. Тимур с любопытством наблюдал за ее действиями.

— Это оружие?

— Да, — буркнула Шева, не желая вдаваться в более подробные объяснения.

Всадники уже достигли холма и, теряя первоначальную быстроту, взбирались по склону. Шеве почудилось, что она признала в одном из них Пауля. Этого не должно было быть, но в то же время вполне могло быть. Сместив прицел чуть в сторону от всадника, похожего на юношу из Отражения, Шева нажала на спуск. Едва различимая вспышка вздыбила землю. Истошно заржали кони, закричали люди. Несколько воинов, скакавших первыми, покатились по склону. Остальные хотели было продолжить путь, но два новых выстрела заставили их отказаться от своей затеи. Отряд османов рассыпался. Большая часть воинов бросилась в бегство. Лишь трое еще пытались добыть голову, за которую была обещана столь щедрая награда. Шева точными выстрелами свалила двоих из них. Третьего она пощадила, поразив его коня. Это и был Пауль. Улыбаясь Шеве разбитым в кровь лицом, он силился подняться, но рухнул на землю. К холму уже подоспели воины-монголы, которых привел могучий Исфендияр, богатырь с лицом Арктура. Воины Исфендияра яростно рубили пытавшихся спастись бегством врагов.

Тимур засмеялся. Шева удивленно посмотрела на него, и завоеватель показал рукой на поле, где затухала битва. Монголы уже раздавили спагов и оттеснили остатки доблестных сербов. Теперь они приканчивали окруженных, но продолжавших сопротивление янычар, а доблестный Саиф-ад-дин во главе двух туменов спешил на подмогу Халил-султану.

— Мы все же победили! — сказал Тимур. — Странно, но это так.

— Да, — согласилась Шева, наблюдая за тем, как два воина тащат наверх бесчувственного Пауля. — Только в этом нет ничего странного…

Пришла ночь, и тьма опустилась на поле сражения, покрыв груды мертвых тел. Повсюду стонали раненые, большинству из которых предстояло к утру стать мертвецами. Воины Тимурленга не стремились протянуть спасительную руку каждому уязвленному копьем, стрелой или мечом. Да они попросту и не могли этого сделать, ибо их осталось не много и все они были утомлены долгой жестокой сечей. Спасали лишь тех из своих, кого признавали, да еще тех немногих, чьи богатые доспехи позволяли рассчитывать на награду. Прочих же ждали забвение и смерть. Когда взошли звезды, оставшиеся в живых покинули гибельное поле, предоставив умирающих своей горькой участи. Ушли и мародеры, ибо им некуда было спешить — грядущее утро обещало богатую поживу. Остались лишь груды тел, слетевшиеся со всех сторон вороны да звезда Бахрам, взирающая на политую кровью землю мертвенным багряным зраком. Остались боль и печаль.

В стане Тимура царило ликование. Победители бурно праздновали свое торжество. Господин счастливых обстоятельств повелел, нарушив закон, не жалеть для воинов вина, сберегаемого ради такого случая. У тысяч разожженных в ночи костров шел пир. Витязи жадно глотали дурманящий сок лозы, давясь, пожирали сочащееся кровью мясо и хвалились друг пред другом подвигами, свершенными днем или выдуманными ближе к вечеру. Все были хмельные — более от ликования, нежели от вина и жирной баранины.

В шатре Тимурленга собрались те, кто вершил победу, пятнадцать эмиров, ровно половина из тех, что повели в бой тумены. Здесь же были и проигравшие — сиятельный Баязид и три его полководца. Тимур с великодушием победителя отвел им место подле себя и щедро оделял яствами с собственных блюд, но сладость этих яств не могла приглушить горечь поражения. Здесь же была и Лейла — женщина, вопреки всем обычаям допущенная на пир и восседавшая у самых ног Господина счастливых обстоятельств.

Пирующие вели себя шумно и крикливо, как обыкновенно случается с людьми, только что пережившими смертельную опасность. Часто подливая вино в стремительно пустеющие кубки, они кричали здравицы в честь своего повелителя, славили его мудрость и доблесть. При этом большинство из них не забывали упомянуть и себя. Сего соблазна избежали лишь двое: мудрый Саиф-ад-дин, слава которого и до сегодняшней битвы была столь велика, что глупо было бы стремиться умножить ее, да могучий Исфендияр, умеренный как в питье, так и в слове. Вынужденный по настоянию Тимурленга произнести речь, Исфендияр ограничился тем, что восславил своего господина да помянул о подвиге его достойной гостьи, что сумела обратить прочь прорвавшихся к холму всадников. Как это случилось, Тимур никому не рассказал, но всем было ясно, что без колдовства не обошлось. Теперь уже Шева совершенно не сомневалась, что Арктур узнал ее, но последнее обстоятельство мало беспокоило Охотницу. Сразу по окончании битвы она связалась с Суртом, и тот принял меры, чтобы в этот раз не дать Арктуру ускользнуть. Хроноперехватчики блокировали все временные потоки, а неподалеку от холма, на котором расположились пирующие, заняли позиции агенты Управления, перекрывшие все возможные пути перемещения в пространстве. Арктуру некуда было бежать. Должно быть, он и сам понял это, потому что все чаще и чаще Шева ловила на себе его пристальный взгляд, в котором поочередно мелькали то удивление, то растерянность. Казалось, Арктура изумлял сам факт того, что Шева все же сумела добраться до него. Но право, это было не так уж сложно. Арктур переоценил собственные возможности и недооценил своих противников. Ему следовало действовать не столь опрометчиво. Но он решил погеройствовать и вышел из тени, где он должен был скрываться вплоть до того мгновения, когда копье окажется в его руках. Страсть к красивой позе погубила Арктура, бывшего, впрочем, далеко не первым в длинном списке тех, кто поддался пагубному чувству.