Наталья Никитина - Полтора килограмма

опершись руками о край раковины, замер. К счастью, дома никого не оказалось. Уже покидая кухню, я

заметил на столе большую белую таблетку и записку от мамы: «Сыночек, это аспирин. Раствори его в

стакане воды. Мама».

Я бросил таблетку в стакан и, слушая ее успокаивающее шипение, опустился на табуретку. Чувство

вины переплеталось с чувством благодарности к этой прекрасной женщине. Проглотив жидкость,

обещающую облегчение, я поплелся к дивану. И почти сразу уснул. Я слышал, как вернулась из школы Катя

и, стараясь не шуметь, исчезла, закрывшись в своей комнате.

Когда я вновь открыл глаза, был уже вечер. А точнее, часы показывали семнадцать двадцать.

Вернулась с работы мама, и они с Катей, плотно прикрыв дверь на кухню, тихо переговаривались, сидя за

столом. Мне было стыдно смотреть им в глаза, но встреча была неизбежна. Я вспомнил, что мама хотела на

97

сегодня взять отгул, чтобы провести весь день со мной. А я всё испортил! Видя мое состояние, она

предпочла уйти работать.

Я решительно прошел в ванную, умылся, почистил зубы и даже побрился. Всё это делал медленно,

оттягивая явку с повинной.

Наконец, придав лицу приличный вид, я нарочито приободренной походкой вошел в кухню,

предварительно постучав в дверь. Встав в дверном проеме, я выдал заготовленную речь:

– Дорогие мои дамы, приношу извинения за столь неподобающее поведение. Обещаю, что вы меня

больше не увидите в столь недостойном виде.

Катя прыснула от смеха, прикрывая ладошкой рот. Мама удивленно приподняла брови и, недоуменно

смахивая хлебные крошки со стола себе в ладонь, ответила:

– Лешка, ну чего ты как клоун-то? Можно подумать, мы тебя никогда пьяным не видели!

Вероятно, речь звучала излишне пафосно, что соответствовало скорее Дэну Харту, чем Алексею

Мальцеву. Я стушевался. Патетика здесь была действительно неуместна.

– Садись за стол, голодный ведь. С утра ничего не ел, – добродушно ворчала мама, доставая из

шкафа тарелку.

Я, ссутулившись, сидел, стараясь дышать в сторону, чтобы стойкий запах перегара не долетал до

сидящей рядом Кати. Состояние было неважное. Слабость, легкая тошнота, мысли о еде вызывали рвотный

рефлекс.

– Катюха, вот, борщ сварила, пока ты спал. Он кисленький, самое то с похмелья, – щебетала мама,

ставя передо мной тарелку с горячим красным супом, сдобренным щедрой порцией густой сметаны.

Мама быстро покрошила на деревянной доске веточку укропа и посыпала его поверх сметаны в

тарелку. Аромат от блюда шел изумительный. Решив не показывать, как же мне плохо, я взял в руки ложку и

кусок ржаного хлеба.

Уже после первого глотка я понял, что жизнь возвращается в мое тело. Этот новый для меня суп

красного цвета был восхитителен! Забыв об этикете, я сидел, положив локти на стол, и активно поглощал

содержимое тарелки.

– Да не выскребай ты так, давай добавки налью, – сердобольно отозвалась мама.

– Угу, – только смог промычать я, пережевывая пищу, и протянул пустую тарелку.

Вторая порция оказалась не менее вкусной и исчезла в чреве с той же скоростью. Удовлетворенный и

расслабленный, я отправился на балкон курить.

Вообще, сегодня мы планировали всей семьей пойти в ресторан и отметить мой отъезд. В аэропорту

нужно быть в девять утра. Сейчас восемнадцать тридцать, и я сыт настолько, что даже лобстер под

мексиканским соусом в исполнении Даниэлы не заставит меня сдвинуться с места.

Я бездумно пялился по сторонам. Дворник выполнял свой ежедневный сизифов труд – собирал

разнесенный ветром мусор. Это был азиат неопределенного возраста. На ум пришло, что у нас уборкой

территории тоже занимаются, как правило, нелегалы-мексиканцы либо студенты. Крайне редко это бывают

местные жители. По двору каталась на розовых роликах красивая девочка лет двенадцати с длинной русой

косой. Из подъезда вышла брюнетка, тоже с длинными волосами, собранными на затылке в хвост.

Держащая ее за руку девочка побежала к качели, а та, которая на роликах, подъехала к женщине. Они о чем-

то поговорили.

– Дарина, – позвала женщина, и девочка, спрыгнув с качели, подбежала к матери. Они сели в

черную старенькую «тойоту» и выехали со двора.

На балкон вышла Катя и грустно спросила:

– Мы не пойдем в ресторан?

– Пойдем, чуть позже. Андрей вернется – и пойдем.

Я не смог лишить теперь уже не чужих мне людей маленького праздника.

– Тогда я пошла наряжаться, – кокетливо отозвалась девушка, прокрутившись на одной ноге вокруг

собственной оси. И вернулась в комнату.

Я взял ноутбук и устроился на диване. Мама развешивала постиранное белье на балконе. Катя

скрипела дверкой шкафа в комнате.

Через час вернулся с работы Андрей. Пожимая мне руку, он иронично заметил:

– Пить, я вижу, ты совсем разучился. Тебе, что, закусывать не давали?

– Да ладно тебе, – тихо огрызнулся я, вспомнив Катин смех над моими извинениями. – Они виски

пьют, как чай! Я там ничего лишнего не наболтал?

– Америку хвалил свою. Хорошо, что твой пьяный английский трудно было разобрать, —

неодобрительно покачал головой брат.

К нам выбежала Катя в тех обновах, которые мы приобретали вместе. Глаза ее светились, как и тогда в

магазине. Немного косметики, уложенные волнами волосы, бежевые в тон колготок туфли на высоком

каблуке и платформе. Фиолетовое платье, облегающее стройную фигурку с большим вырезом, обнажающем

98

плечи. И вот передо мной уже очень привлекательная девушка. Я рассыпался в комплиментах, чем вогнал

сестру в краску. Андрей скептически хмыкнул, потому что проявлять телячьи нежности было не в его

правилах, и, подозреваю, что мой донор до аварии придерживался точно такой же модели поведения. Это я

понял, когда открывал перед Катей дверь или подавал руку, в то время как она спускалась по лестнице,

когда комментировал наряды, в которых она появлялась из примерочной, чтобы покрутиться передо мной.

Она смеялась и говорила, что я стал другим, как показывают в фильмах, немного странным, но такой я ей

нравлюсь больше.

Мама тоже преобразилась. Нанесла макияж и завернула волосы в старомодный вал, который,

впрочем, ей очень шел и делал похожей на Элизабет Тейлор. Черная длинная юбка, цветная блузка поверх и

черные туфли на небольшом каблучке. Настал и мой черед облачиться в пристойный ансамбль. Мама

нагладила нам с Андреем белые рубашки и классические черные брюки:

– Лешка, ты из своей футболки не вылезаешь! У тебя же целая полка с одеждой в шкафу. Половину,

конечно, Андрюшка перетаскал уже. Но это же твои вещи, или забыл уже, где лежат?