Павел Амнуэль - Имя твоё...

Потому ты и переехала в Москву? Не совсем, но и потому тоже. Я больше не могла встречаться с подругами, не могла обсуждать, почему Костя так посмотрел на Валю и какое платье пошить Соне к дню рождения, и где достать потрепанные джинсы с настоящей дырой на колене, и сколько еще должна Ирка морочить голову своему Мише прежде, чем позволить ему сделать то, что ей самой ужасно хотелось…

А в Москве мы оказались случайно. Позвонила тетя Зина, мамина подруга, помнишь, мы с папой думали у нее остановиться на время? Тетя Зина предложила маме работу в той конторе, где работала сама, мама проработала там три года, а я не смогла даже запомнить название. Такое длинное, все время выпадало из памяти, я называла мамину работу «конторой». А ты… А я перевелась в Московский торгово-экономический техникум… Как это у вас получилось, это очень сложно, нет, не рассказывай, я вижу, вы переехали к маминой подруге, ее звали Зинаидой Арсеньевной, и сразу выяснилось, почему она позвала вас к себе, она ведь не была альтруисткой, верно?

Конечно. Она… Через месяц я ее ненавидела, готова была убить. По ночам, помню, я вставала – мама спала в гостиной на диване, а я на раскладушке в закутке возле кухни – вставала, на цыпочках подходила к спальне хозяйки, слышала ее хриплое астматическое дыхание и воображала, как войду и в полной тишине придушу, и дыхание прервется, а я выйду и спокойно лягу спать.

Они были подругами с детства, но тетя Зина знала о маме все, а мама о ней – ничего, особенно после того, как она уехала из нашего города, выйдя замуж за представительного мужчину, работника какого-то министерства. Она была вампиром, пила из людей жизненные соки, и знаешь, это большое счастье, что с мамой они расстались, иначе… Только не думай, что я сошла с ума…

Алина, ты преувеличиваешь. Не думаю, что тетя Зина довела бы маму до смерти, если бы осталась в городе… Не думаешь? А почему мать тети Зины умерла неожиданно в сорок три года? Ничего у нее не было, врачи удивлялись, ни одной видимой болезни, но она все слабела, ее обследовали в больницах и ничего не находили, выписывали домой, и дома она падала, теряла сознание, а однажды упала и не встала. Тетя Зина – ей было тогда лет двадцать, как и моей маме, – осталась одна и очень этому радовалась, потому что теперь никто не мешал ей водить в дом мужиков, с которыми она вытворяла разные мерзости, а потом рассказывала маме, мама затыкала уши, а она заставляла слушать…

Почему же мама дружила с ней? Ну, как почему? А почему лягушка дружит с удавом? Потому что притяжение. Потом, много лет спустя, я читала об этом в разных книгах. Это называется энергетический вампиризм, тетя Зина была очень мощным вампиром, она и нас с мамой вызвала к себе в Москву, когда муж ее умер – она его довела до могилы, можешь мне поверить, он, бедняга, даже не понял, какая сила убивает его каждый день вернее, чем стрихнин в чае. Когда ее муж умер, ей стало трудно, нужен был кто-то рядом, кто-то живой, из которого можно было пить жизненные соки. Только поэтому она и позвала маму, а устроить ее на работу в контору для тети Зины было парой пустяков. Ей цены бы не было, если бы она все, что делала в жизни, делала из любви к людям. Но единственное, что ее интересовало – пить жизненные соки, люди слабели в ее присутствии и подчинялись ей, воображая, что делают добро приятной женщине.

Алиночка, я понимаю, что ты хочешь сказать, но при чем здесь вампиризм, тем более энергетический, все это психология… конечно, Веня, ты прав, психология, наше подсознательное, да, а что это, мы уже знаем с тобой, правда? Да, Лина, знаем – ты думаешь, что знаем все? Веня, не будем спорить… не будем, Лина, только не нужно давать определения явлениям, которые… не буду, Веня, но ведь было… и с мамой тоже.

Мы переехали в Москву в октябре, и через месяц мама едва волочила ноги. Она была уверена, что всему причиной новизна столичной жизни, и работа в конторе тоже казалась ей поначалу очень сложной, выматывающей, хотя выматывала ее не работа – подумаешь, бухгалтерия, числа везде числа, – выматывало маму присутствие тети Зины: и на работе, и дома, и в магазине, и на концерте, везде и всегда вместе, и взгляды… я сначала не понимала, а потом будто ударило: она смотрела на маму, как мясник на корову, которую привели на бойню.

На меня тетя Зина не действовала. Наверное, это ее раздражало, мы сразу не понравились друг другу. Она пыталась сначала: «Алиночка, милая, ты просто прелесть, тебе непременно нужно сделать челку, ах, как красиво»… – но быстро перестала, потому что я смотрела волком, и два наших взгляда постоянно вели дуэли, как две острых шпаги, мы пытались уколоть друг друга и – не получалось. Ни у нее, ни у меня. Я только оборонялась, а она меня убить пыталась, я точно знаю, я ей мешала, при мне она не могла с мамой обращаться так, как ей хотелось.

А потом… Да, вы с мамой остались в Москве, ты училась в торгово-экономическом, я знаю это здание, представь себе, я много раз проходил мимо него, у нашего института неподалеку был филиал, точнее, маленькая лаборатория, где наш московский представитель принимал население… Многие предлагали свои услуги – не нам, кстати, о нас-то никто ни в Москве, ни в области, ни даже в Союзе слыхом не слыхивал, люди шли в бюро, к гебистам и услуги свои предлагали для защиты родины от внешнего агрессора. Честно предлагали, без дураков, многие считали себя классными экстрасенсами, хотя и умели разве что снимать головную боль. Не знаю, как с ними разбирались гебисты и разбирались ли вообще – ходили слухи, в органах был особый отдел, занимавшийся экстрасенсорикой во всех ее проявлениях, но я-то знал, что это чепуха, они там прикладными вещами изредка занимались, но на таком кустарном уровне, что и говорить не стоит. А тех, кто казался им перспективными с точки зрения наших институтских разработок, они к нам и направляли. Принимал народ милейший человек Иван Павлович Курдюмов, я не уверен в том, что он и сейчас там не сидит, во всяком случае, когда я уезжал в Израиль, Иван Павлович еще был на месте, хотя прошло столько лет, и все сменилось – от строя до начальства, а он все так же с улыбкой принимал каждого, каждого выслушивал, и – это может показаться странным, но так было на самом деле, – после разговора с Курдюмовым многие, почти все, если быть точным, возвращались домой и никогда больше ни нам, ни кому бы то ни было о своих способностях не рассказывали. А некоторым – очень малому числу – Иван Павлович говорил: «Золотко, у вас талант!», и как он это определял, было никому решительно непонятно. Однако Курдюмов не ошибся ни разу, и все реципиенты, кого он с коротенькой запиской для бюро пропусков присылал к нам в институт, были людьми интересными до чрезвычайности. Когда-нибудь я о них тебе расскажу, Алина… да, Веня, когда-нибудь я с интересом послушаю… да, я только хочу сказать, что мимо твоего техникума я проходил довольно часто, когда бывал в Москве и наведывался на нашу неприметную базу.