Жан ля Ир - Иктанэр и Моизэта

Овладев, наконец, собой, он с грустным безразличием выслушал запутанные объяснения Фульбера и Оксуса и весь отдался одной мысли: разыскать Моизэту и покончить, наконец, с тем беспрерывным кошмаром, в который превратилась его жизнь.

Так как Фульбер немедленно получил с одной из своих подводных станций извещение, что вслед за проходом вернувшегося в Средиземное море всемирного флота, Суэзский канал был заперт, то Иктанэр поневоле пустился в Индийский океан, чтобы обогнуть мыс Доброй Надежды, по Атлантическому океану подняться до Гибралтарского пролива и оттуда попасть в Средиземное море.

Весь день 14-го мая и вся следующая ночь прошли без малейшего известия по вопросу о решении, принятом марсельским всемирным конгрессом.

Иктанэр сидел в станционной стальной, укрепленной на дне якорями, кабине, где пред телефоном один брат ожидал сообщений.

Эти подводные станции были удивительным изобретением, они все были сделаны по одной модели, которую можно изобразить следующим образом.

Это были три стальные кабины, округлые снаружи, спаянные вместе и сообщающиеся между собой герметически закрывающимися дверьми. Первая кабина служила раздевальней. Здесь дежурный брат надевал усовершенствованный водолазный костюм, наполнял кабину водой и отправлялся в море, чтобы поискать себе пищи или прогуляться. Вторая кабина служила жилым помещением и здесь же брат приготовлял себе пищу, пользуясь электрическими аппаратами, энергию для которых добывали по введенной на Затерянном острове системе. Третья кабина служила помещением для машин и для телефонных аппаратов.

Необходимый для дыхания воздух, как в кабинах, так и в резервуарах скафандра, давался специальным генератором кислорода и поглотителем углерода, изобретенными и построенными Оксусом. Впрочем, один и тот же человек все-таки не мог жить в такой подводной станции более трех месяцев подряд. И его заменял следующий очередной брат, присылаемый с Затерянного острова на электрической лодке.

Что касается сообщений между сушей и подводными станциями, то это производилось следующим образом.

Подчиненные монахи были расселены по берегам различных морей земного шара. Двое их были в Алгезирасе. И когда эти сухопутные шпионы имели что-нибудь сообщить, то один из них ночью отправлялся на берег моря, где в каком-нибудь уединенном месте, в природном или искусственном тайнике, хранился полный водолазный костюм. Шпион надевал его и спускался в море. По дну он шел до определенного места, где в особом гальванированном, прикрепленном ко дну моря ящике находился специальный передаточный телефонный аппарат. Здесь он отправлял свое сообщение, которое по свойственной жидким элементам передаточной силе, доходило и отражалось на приемных аппаратах станций. Исполнив свое дело, шпион выходил из моря, прятал в тайнике водолазный прибор и возвращался в свое сухопутное жилище, где он выдавал себя за какого-нибудь бедного ремесленника.

Таким-то образом и были устроены и действовали эти подводные станции, существование которых, когда его обнаружил Сэверак, не знавший, впрочем, их местонахождений, до такой степени поразило весь мир.

Итак, около шести часов утра 15-го мая Иктанэр сидел в подводной станции на дне Гибралтарского пролива, как вдруг раздался звонок.

— Наконец-то! — проговорил дежуривший здесь же брат, поворачивая рычаг записывающего аппарата.

Иктанэр поднял голову и с беспокойством сталь смотреть на трубу фонографа, как будто глаза его раньше ушей могли схватить ожидаемую весть.

И фонограф произнес следующие фразы:

— «Решение всемирного конгресса. Текст, разосланный по всей земле, получен и опубликован гибралтарским губернатором в 5 ч. 50 мин. утра».

Последовало минутное молчание, и затем тот же голос, словно с усиленной звучностью произнес:

— Державы подчиняются и принимают условия ультиматума. Командир японского истребителя «Киджа» уполномочен разыскать Иктанэра и установить вместе с ним условия заключения мирного договора».

Иктанэр выслушал это, затаив дыхание и не шевельнувшись ни единым мускулом; но едва фонограф кончил говорить, как он вскочил и с радостным криком бросился вон из кабинета. Последовавший за ним монах был не в таком восторге и не забыл обычных необходимых манипуляций. В кабинете, выходящем прямо в море, Иктанэр дрожал от нетерпения, пока брат одевал свой скафандр. Время ему казалось идет ужасно медленно и тогда, когда через огромные краны морская вода быстро хлынула и наполнила внутренность этой кабины.

Наконец кабина наполнилась до верху, и брат открыл дверь. А две минуты спустя Иктанэр, прильнув к своему «Торпедо», одним взмахом поднялся на поверхность моря и стремглав понесся прямо в Марсель.

Моизэта! Ему возвращают его Моизэту!

Вдруг, когда он, скользя по поверхности моря, огибал в какой-нибудь миле расстояния западный берег острова Ибицы (самый южный в Балеарском архипелаге), он увидел вдали перед собой поднимавшийся к небу пароходный дым. Минутой позже он рассмотрев на фоне этого дыма белое пятно. Было не трудно определить, что это был флаг, развевавшийся на вершине мачты. В то же самое время он успел рассмотреть и фигуру судна; то был истребитель миноносцев. В одну минуту он погрузился на четыре метра и приблизился к судну: потом, освидетельствовав его; он убедился, что истребитель был японский. Впрочем об этом говорил и другой флаг, развевавшейся на мачте.

Тогда он дал «Торпедо» сделать скачок над поверхностью моря, чтобы предупредить о своем присутствии.

Почти в ту же минуту истребитель остановился и выкинул большую сигнальную цепь, всю целиком состоявшую из белых флагов: знак полного мира.

Иктанэр оставил «Торпедо» скользить по волнам, а сам крикнул:

— Эй, истребитель! Как имя?

— «Киджи»! — ответил ему хриплый, но сильный голос. — Вы — Иктанэр?

— Да, это — я!

— Вы знаете ответ держав на ваш ультиматум?

— Знаю.

— Согласны вы подняться на судно, чтобы договориться относительно мира с делегатом конгресса, адмиралом Окошимой?

— Согласен.

— Как вы поступите с «Торпедо»?

При этом неожиданном вопросе Иктанэр заколебался. Было ли это предчувствие или подозрение? Но он откинул первоначально явившуюся ему мысль поднять «Торпедо», как простую лодку, на палубу «Киджи».

Почему он отказался от этой мысли? Этого он не мог бы сказать сам, может быть инстинктивно.

Как бы то ни было, но после паузы Иктанэр ответил собственным вопросом.

— А когда я буду на палубе, то «Киджи» останется на месте или возьмет курс в Марсель?