Жан ля Ир - Иктанэр и Моизэта

Верните Моизэту и покоритесь без сопротивления сами на условиях нашего первого ультиматума, предъявленного в минувшем январе месяце всем главам государств и опубликованного во всех газетах Мира. Это полное подчинение должно состояться раньше будущего 15 мая.

По истечении этого срока мы поведем наступление и не остановимся ни перед чем, чтобы подчинить Мир нашему всемогуществу и нашей воле.

В то время, когда на броненосце «Республика» адмирал Жерминэ читал этот коварный и жестокий ультиматум — на Затерянном острове Оксус в первый раз вошел в комнату Моизэты.

И когда она расплакалась на его груди, он растроганным голосом сказал ей:

— Дочь моя, надейся! Сэверак погиб! Все препятствия, одно за другим, рушатся. И через несколько недель я сам вложу твою руку в руку Иктанэра, и ты будешь королевой всего Мира!

— Увы, — простонала она, — мне нужен только мой жених! На что мне весь мир?

— Надейся, моя Моизэта! Тебе сегодня говорит это твой отец! Ты будешь счастлива!

Она заглянула в глаза отцу и расцеловала его, и в первый раз за много времени улыбка показалась на ее лице.

Оксус вышел.

И только тут Моизэта услыхала позади себя чье-то рыданье. Она оглянулась и увидела Веру, которая плакала, упав на ковер.

На другой день Веру нашли мертвой в ее постели. Она удушилась той черной лентой, которой обыкновенно завязывала свои волосы.

14-го мая, накануне того дня, когда кончалась последняя отсрочка, дарованная Миру властителями Затерянного острова, в большом салоне марсельской префектуры собрался военный совет.

Надежные матросы, поставленные на часах пред входом в этот салон, должны были строжайше охранять его.

В салоне, вокруг огромного стола сгруппировались адмиралы от всех наций и такое же число посланников. Во главе этих двух делегаций стояли адмирал Жерминэ и г-н Уайт.

Как только было открыто заседание, г-н Уайт поднялся и сказал:

— Слово принадлежит адмиралу Жерминэ, который сообщит нам, что он уже предпринял по своей инициативе и какой наметил план дальнейших действий, одобрить или отвергнуть который должно совещание.

Адмирал Жерминэ снова встал. Своими энергичными глазами он обвел внушительное собрание и затем твердым голосом заговорил:

— Господа, я буду краток. Вот что я предпринял. По моему приказанию, сто самых отличных инженеров, сто лучших десятников и сто отборных рабочих уже шесть дней, как отделены в одном из сухих доков Тулона. Под охраной целого полка морской пехоты они день и ночь, кормясь и ночуя на месте, заняты особой работой. В этот док введен был миноносец дальнего плавания «Циклон», как самый быстроходный и усовершенствованный из всего национального флота. Рабочие снабдили «Циклон» новыми, только что усовершенствованными машинами. Предварительно же они удалили с миноносца все, что внутри его и на палубе составляло мертвый груз. С точки зрения обороны и атаки они его разоружили совершенно. Короче говоря, «Циклон» завтра утром будет уже не миноносец, а маленький пароход, способный скользить по поверхности воды со скоростью в семьдесят узлов в час.

Шепот изумления, раздавшийся со стороны адмиралов, прервал на минуту речь адмирала Жерминэ. Он улыбнулся слегка и продолжал:

— Специальный экипаж, целиком состоящий из офицеров, будет назначен на «Циклон». Численность его будет строго ограничена необходимым персоналом для действия машин и руля. Лейтенант Сизэра, ныне произведенный в капитаны, будет командовать этим исключительным и отборным экипажем. Вот, господа, что я предпринял.

Наступило молчание. Видимо озадаченные, все члены совещания ждали дальнейшего объяснения, которое, впрочем, было кратко и несложно.

Адмирал Жерминэ продолжал:

— И вот, господа, мой дальнейший план.

Обогнув мыс Доброй Надежды и через Гибралтар, Иктанэр завтра, разумеется, заявится в Средиземном море.

Сегодня вечером, в ответ на ультиматум мы объявим следующую простую фразу: «Державы решили противостоять Оксусу, Фульберу и Иктанэру. Что касается Моизэты, то они не могут ее вернуть, так как она не находится и никогда не находилась в их власти».

Иктанэр, при помощи средств, которые, несмотря на разоблачения Сэверака, мы так и не узнали вполне, несомненно немедленно узнает этот ответ.

И вследствие этого он, конечно, перейдет в наступление, так как по необходимым обстоятельствам, он убежден, что мы скрываем истину и держим у себя Моизэту.

И вот от Гибралтара до маяка Плянье он встретит ряд крейсеров и броненосцев. Одни из них будут им взорваны, другие уйдут от него, а часть незаметно увлечет его к Марселю. По моему плану на рейде Плянье он встретит последний крейсер, который, вероятно, он потопит. Но затем он уже не встретит больше на море ничего, кроме «Циклона», который будет направлен к Тулону. Я рассчитываю, что Иктанэр бросится преследовать «Циклон», оставшийся пред ним единственным уцелевшим судном.

И тут, господа, успех моего плана основан на том тщеславии человеческого сердца, которого не должен быть лишен и Иктанэр, при всей смелости его природы.

Он бросится преследовать «Циклон». И с удивлением заметит его быстроходность. С другой стороны ему уже известна ничтожность наступательных качеств миноносцев. На основании всего этого, я питаю надежду, что Иктанэр увлечется подвигом победить «Циклон» в соревновании на быстроходность. Капитан Сизэра между тем доведет свою скорость до предельной цифры. И я отлично предвижу, что Иктанэра, который знает г-на Сизэра, позабавит посоперничать с «Циклоном» подобно тому, как акулы играют с рыбачьими лодками. И если мои предположения верны, то «Циклон», таким образом, не возбуждая никаких сомнений, заведет Иктанэра на Малый рейд Тулона и оттуда в бассейн, который тогда так легко будет запереть, и Иктанэр будет взят!..

Продолжительное молчание следовало за этой речью. По выражению лиц своих слушателей адмирал Жерминэ мог уже судить, что его план совсем не встретил того приема, на который он рассчитывал. Посланники лишь обменивались между собой нерешительными взглядами, большинство же адмиралов, в особенности адмиралы японский, китайский и турецкий, прямо не скрывали иронических улыбок, игравших на их лицах.

Наконец, представитель морского могущества Японии адмирал Окошима попросил слова и, сейчас получив его, встал.

Несколько глухим голосом, но с хитро блестевшими глазами, он заговорил:

— Мы все знаем, что адмирал Жэрмине — превосходный морской стратег и храбрый моряк. Но я открыто заявляю, что хитрость не в его характере. И на его план я отвечу несколькими словами. Этот план основан на вероятностях, осмелюсь даже сказать, на невероятностях.