Микаэль Юрт - Ученик

Осенью они с Себастианом встречались гораздо реже. Микке пришлось больше заниматься фирмой, ему стало труднее справляться с домашними делами в Линчёпинге в одиночку, и в течение нескольких месяцев он опять здорово пил. Дома требовалось присутствие Урсулы. Она взяла отпуск за свой счет и переехала домой. Оказавшись там, она поняла, как ее отсутствие сказалось на их с Бэллой отношениях. Иногда она чувствовала, что дочь смотрит на нее как на чужую. Как на человека, временно появившегося, чтобы разбираться с делами, пока не вернется отец. Микке бóльшую часть времени дома не показывался. В те разы, когда он уходил в запой, он всегда так поступал. Не хотел, чтобы кто-нибудь его видел и, прежде всего, Бэлла. Урсула изо всех сил старалась сохранить дом и исправить отношения с Бэллой, но ее душа рвалась в другое место. Родителям Микке приходилось подключаться все чаще. Она ссылалась на работу. Уезжала в Стокгольм. К Себастиану. Но что-то изменилось. Трудно сказать, что именно, но перемены чувствовались. То ли потому, что они стали реже видеться? То ли имелась какая-то другая причина? После третьего возвращения у Урсулы возникло твердое ощущение, что он ей, возможно, изменяет.

Себастиан всегда верен себе. Это она знала. Его репутация дамского угодника была широко известна. Но она действительно думала, что ему будет достаточно ее. Надеялась. Однако довольствоваться надеждами и его словами она не собиралась. Она все-таки была лучшим криминалистом Швеции.

После проведенных у Себастиана выходных она забрала с собой простыню из корзины с грязным бельем. Простыню с отчетливыми следами сексуальных занятий. Урсула отвезла простыню в Линчёпинг, на прежнее место работы, и попросила одного из бывших коллег об услуге. Ей хотелось провести тест ДНК. Коллега довольно быстро сообразил, что речь идет не о полицейском расследовании, и, по понятным причинам, не захотел вмешиваться, но он разрешил ей воспользоваться лабораторией. Поэтому она все сделала сама. Это было просто.

ДНК Себастиана она добыла из нескольких волосков на его щетке.

Результаты теста показали, что одни следы ДНК на простыне появились от Себастиана. Разумеется. Но другие совпадали с Урсулой только в некоторых моментах. С нарастающим ужасом Урсула поняла, что именно она видит.

Перед ней был пример из учебника. Элементарная криминалистика. Если ДНК-профиль имеет не в точности тот же рисунок, но выглядит приблизительно похожим, можно заподозрить родственника. Чем ближе родство, тем больше похожи ДНК-профили.

Эти были очень похожи.

Как от сестры.

Она предъявила это Себастиану, который сразу же признался. Да, он спал с Барбру. Насколько ему помнилось, они с Урсулой не давали друг другу обещания хранить верность. Она практически отсутствовала в течение нескольких месяцев. Что же ему было делать? Жить в целибате?

Она оставила его.

Возможно, возможно, она пережила бы его измену. С кем-нибудь неизвестным, с кем угодно. Вероятно, пережила бы. Но не с Барбру. Не с ее сестрой.

Оставив Себастиана, она сразу поехала в Мелархёйден. Вся семья была в сборе, когда она ворвалась и сообщила Барбру то, что ей известно. Как же насчет того, что надо сперва покончить с одним, а уже потом начинать следующее? Барбру все отрицала. Урсула предъявила результаты теста ДНК. Андерс рассвирепел. Клара и Хампус заплакали. Барбру не знала, пытаться ей все объяснить Андерсу, утешать детей или ругаться с Урсулой. Урсула покинула дом в состоянии хаоса. Больше она с сестрой не виделась. Позднее она узнала от родителей, что Барбру и Андерс развелись и переехали. Куда, она не знала. Не хотела знать. Прощать сестру она не собиралась.

Она поехала обратно в Линчёпинг. К Бэлле. К Микке, который взял себя в руки. Они обсудили свою ситуацию, и Урсуле, в конце концов, удалось уговорить семью переехать в Стокгольм. Она обожала свою работу. И не собиралась ее бросать только потому, что Себастиан Бергман оказался свиньей. Они смогут работать вместе. Она это обеспечит.

Она поехала вперед и встретилась с ним. Расставила все точки над i. Им предстоит работать вместе. Она ненавидит его, ненавидит его поступок, но уходить с работы не собирается. Она не позволит ему испортить ей что-нибудь еще. Если он хотя бы пикнет кому-либо про их отношения, она его убьет. Именно так она и сказала. Всерьез. Себастиан проявил необычайную сговорчивость. Он сдержал слово и, насколько ей было известно, никому даже не намекнул на их связь. Микке и Бэлла приехали в Стокгольм. Жизнь потекла дальше. Вполне нормально на всех уровнях. Семья. Работа. Правда, никто не радовался больше нее, когда Себастиан в 1998 году ушел из Госкомиссии.

А теперь он вернулся.

Теперь ни горячая вода, ни эфирные масла не могут помочь ей расслабиться.

Теперь у нее на унитазе лежит пистолет с полной обоймой.

Теперь она думает о событиях, которые на протяжении многих лет пыталась вытеснить.

Да, Себастиан Бергман вернулся.

Самым худшим образом.

На улице было по-прежнему жарко и по-летнему светло, но заключенные cпецкорпуса начали, как обычно, готовиться к вечеру. Некоторые уже разошлись по камерам, но кое-кто еще сидел в общей комнате. Все закрывалось и запиралось уже в 19:00. Очень рано, посчитали заключенные, когда руководство сократило вечер на два часа, но их протесты никакого воздействия не возымели. Эдвард обычно всегда оставался в умывальном блоке последним. В этот вечер он, однако, был не один, компанию ему составлял новый заключенный, который еще не понял распорядка отделения и два дня подряд появлялся без четверти семь. Его поведение раздражало Эдварда, и он решил, что при удобном случае подчеркнет, что в это время умывальня принадлежит ему и только ему. Ветераны это знали и обычно непосредственно перед его появлением беззвучно покидали помещение. Хинде стоял перед умывальником и тщательно мыл лицо. Умывальня вмещала ряд из десятка раковин перед небьющимся зеркалом, растянувшимся во всю длину покрытой кафелем стены. По другую сторону, чуть поодаль, находились души и туалеты. Эдвард рассматривал мокрое лицо и даже не взглянул на проходивших мимо охранников.

– Запираем через пятнадцать минут, – кратко оповестили они умывальню и проследовали дальше, в общую комнату, чтобы сообщить то же самое тем, кто там сидел.

Каждый вечер одно и то же, Эдвард уже перестал слушать. Собственный распорядок он усвоил телом, вплоть до полминуты, и больше не нуждался в часах. Он точно знал, когда должен вставать, есть, читать, ходить в туалет, прогуливаться, беседовать и мыться. Единственным положительным в абсолютной одинаковости дней было то, что она давала ему время сосредоточиться на важном, значимом, а не на буднях – те проходили теперь на автопилоте.