Зиновий Юрьев - Чужое тело, или Паззл президента

— С тем, с кем вы будете иметь дело. Мы, как вы правильно определили, ваш эскорт. Просто выполняем задание.

— Но все-таки… как-то это… ну, как сказать, я даже не знаю ничего: куда мы едем и с кем мне встречаться. Я ж все-таки не заключенный, которого отправляют куда-то по этапу. И то он уже знает свой приговор. Я ж согласился на встречу по доброй воле и хотел бы все-таки знать, черт побери, куда меня везут. А то завезете в лес и…

— И что? Снимем с вас кроссовки?

— Кроссовки не кроссовки, но, согласитесь, ехать неведомо куда как-то неуютно. Что, нет?

— Скоро узнаете, — коротко бросил человек с бородкой, обернувшись к нему с переднего сидения. — Я, к сожалению, не имею права объяснять вам что-либо еще. Понятно, я надеюсь?

В голосе бородатого прозвучал металл, и Свистун обиженно замолчал. Движение на шоссе в это вечернее время было сравнительно свободным, машина уже миновала ряд высоких новостроек на выезде из города с редкими освещенными окнами — кризис чувствовался и здесь, и дома стояли почти пустыми — выбралась за пределы Кольцевой дороги и прибавила скорость. Он откинул голову на спинку сиденья и прикрыл глаза. Салон машины пах пылью и въевшимся в обивку сидений табачным дымом. Конечно, интереснее было бы поговорить с его молчаливым эскортом, он уже входил во вкус игры, ну да черт с ними, успокоил он себя. Не хотят — не надо. Наиграется еще с самим китайцем. А вот и он — идет под ручку с Яшей, но почему с Яшей… да это, кажется, вовсе и не Яша… глупость какая-то… а кто…

Он задремал и открыл глаза, когда машина остановилась. Судя по затекшей шее, он проспал всю дорогу. Всё вокруг было не по-городскому тихо и темно. Где-то не очень далеко на столбе горела слабенькая лампочка, которая ничего не освещала, а наоборот делала осеннюю явно сельскую темноту еще более густой, почти физически плотной. Лениво лаяла вдали собака, лаять ей, похоже, совсем не хотелось, но раз уж положено, тут ничего не поделаешь, работа такая, есть-то надо. Лай, казалось, как и свет от одинокой лампочки на столбе вяз в темноте.

— Приехали, господин Свистунов. Идите за мной.

Свистун вылез из машины и поежился. Было холодно и накрапывал дождь. Бородатый подошел к крошечному участку перед небольшим домиком, подсвечивая себе карманным фонариком, на ощупь открыл калитку и поднялся на крылечко. Он зажег свет, и они вошли в полупустую комнатку. От промозглой сырости Свистун поежился. М-да, это, конечно не те подмостки с бархатным занавесом, на которых мечтает раскланиваться с рукоплещущей аудиторией начинающий актер, но ничего не попишешь… Человек, который молча просидел всю дорогу рядом со Свистуном, нес в руке чемоданчик.

— Ничего не забыл? — спросил бородатый.

— Всё взял, как вы приказали.

— Утюг взял?

— В чемоданчике.

Система Станиславского стремительно проваливалась в тартарары. Что-то было не так. Совсем не так, как они рассчитывали. Ужасающе не так. Сердце Свистуна забилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Какой утюг? Для чего утюг? И почему он так испугался этого простенького слова? В голове у него вдруг пронеслась сценка, когда в лаборатории проверяли действие маячка и его послали домой проверить, выключил ли он утюг, которого у него не было. Как там всё было весело, покойно, как по-домашнему они дурачились, какой забавной казалась вся эта затея со встречей с Фэном… Ну что ты запаниковал, одернул он сам себя, Костя с Андреем ведь должны быть рядом… В конце концов, мало ли для чего людям нужен утюг. Ведь не гильотину же, черт побери, они привезли с собой. Спокойно, Свистун, спокойно. Но спокойствие никак не хотело возвращаться. Вместо него по пищеводу то и дело поднимались жгучие приливы страха, похожие на тошнотворную изжогу. Для чего все-таки им утюг…

Бородатый вдруг повернулся к Свистуну и широко улыбнулся. Улыбка была веселой и дружелюбной, и Свистун почувствовал, как голова у него начала медленно вращаться. Если бы у бородатого вдруг появился второй нос или третий глаз, он бы не был так ошарашен. Улыбка пугала еще больше утюга. По отдельности два этих слова были вполне привычны, нейтральны и даже по-домашнему уютны, но, соединившись вместе в этой сырой холодной комнате, они почему-то сразу приобрели какой-то зловещий смысл.

— Утюг пока не включай, успеем еще перед приездом китайца, а займись пока нашим гостем. Камеру включишь позже, когда он будет готов, — приказал бородатый своему помощнику с чемоданчиком.

Молчаливый головой показал Свистуну на топчан:

— Раздевайтесь и ложитесь.

— Ложиться? — с трудом выдавил из себя Свистун. Вернее, не спросил, а прокаркал чужим сдавленным голосом. — В каком смысле?

— В прямом. Когда вы стоите, да еще трясетесь, мне трудно работать.

— Ребята, товарищи, господа, — взмолился Свистун, с трудом подавляя желание плюхнуться на колени, — Христа ради объясните мне, что вы собираетесь делать со мной. И что значит, когда он, то есть я, будет готов? Это что, конец? Но почему? Умоляю вас… Я всё… Вы только скажите, что вам нужно… — Так не хотелось умирать. Так вот, на ровном месте, ни за что ни про что… За что? Почему? Для чего? Что это? Какая-то чудовищная нелепая ошибка. И утюг… они, наверное, будут пытать его, он читал о таких штучках… И он не выдержит, он всё расскажет… он открыл было рот, чтобы закричать, но голос уже пропал окончательно, и он только проскрипел нечто нечленораздельное.

— А кроме Свистунова или Свистуна вас как зовут? — спросил бородатый.

— Что? Меня?

— Вас, конечно.

— А… Олег.

— Олег, дорогой, не волнуйтесь вы так, словно барышня перед первыми родами. Ничего плохого с вами не случится.

— Как это не волнуйтесь, а утюг? А для чего мне ложиться, да еще голому? Разве голых гладят? Это что, какой-то страшный розыгрыш?

— Одетых тоже, между прочим, не гладят. А насчет розыгрыша — да, можно сказать, это розыгрыш. Но направлен он вовсе не против вас. Вот, смотрите, это мое удостоверение. Капитан ФСБ Колокольцев Семен Пантелеевич.

— Правда? — пробормотал Свистун. Может, это уже глюки начались? Один глюк в другом. Фээсбэ в утюге. Будь проклят момент, когда согласился он на это… эту…

— Хочешь, перекрещусь, — засмеялся капитан.

— Господи, — заморгал глазами, чтобы не разреветься, Свистун. — Вот уж никогда не подумал бы, что можно испытывать такой восторг при виде офицера ФСБ.

— Ну вот и я дождался признания в любви. А то в нашем ведомстве это не часто бывает. Работа уж такая. Так что можешь смело испытывать восторг. Сейчас ты снимешь рубашку, и мой коллега сделает тебе при помощи театральной краски и грима очень натурально выглядящий след от раскаленного утюга на животе. Ну и пару кровоподтеков на лице. Для большего эффекта. Может, профессиональный гример и поморщился бы от такой работы, но для этой развалюшки, для этого света и той аудитории, что мы ожидаем, вполне сойдет.