Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики. Между планетами

Вызвав в памяти образ папы, Торби, прежде чем дать жизнь проекту «Дикобраз», обсудил с ним это предупреждение.

Судья был прав. Когда он взялся за дела, первым его желанием было прекратить всякую активность компании «Рудбек» в том зараженном секторе и тем самым подорвать работорговлю. Но этого нельзя было делать. Борясь с преступниками, ты не имел права наносить урон тысячам и миллионам честных тружеников. Надо было искать более тонкие, более оправданные пути хирургического вмешательства.

Этим он теперь и пытался заниматься. Он углубился в изучение содержимого безымянной папки.

Гарш просунул голову:

— Все еще пытаешься покончить с плетками? Что за гонка, малыш?

— Джим, как мне найти десять честных человек?

— Диоген был бы рад найти хоть одного. Дай человеку больше, чем он может ухватить.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Мне нужно десять честных человек, каждый из которых мог бы взять на себя управление делами на каждой из планет, где обосновались Рудбеки. И про себя Торби добавил: «И которые устроили бы Корпус „Икс“».

— Одного я знаю.

— У тебя есть какой-нибудь другой выход? Мне нужен хоть один, кто мог бы сменить управляющего в том зловонном секторе, и когда тот, кого он сменит, вернется, мы не сможем уволить его: мы должны принимать их такими, какие они есть. Потому что мы ничего не знаем. Но мы должны доверять новым людям.

Гарш пожал плечами.

— Это лучшее, что мы сможем сделать. Но если ты думаешь решить проблему одним махом, выкинь это из головы, мы не в состоянии сразу же найти столько квалифицированных специалистов. Но послушай, малыш, сколько бы ты ни пялился в эту папку, ты не решишь все вопросы за один вечер. Когда ты будешь так стар, как я, ты поймешь, что нельзя заниматься всем сразу, если не хочешь загнать себя в могилу. Как бы там ни было, когда-нибудь ты скончаешься, и кто-то другой будет делать эту работу. Ты напоминаешь мне человека, который взялся пересчитать все звезды. Чем быстрее он считал, тем больше их появлялось. Он плюнул и пошел на рыбалку. Что и тебе не мешало бы почаще делать — и подниматься пораньше.

— Джим, почему ты согласился прийти сюда? И я вижу, что ты не уходишь с работы, когда остальных и след простыл.

— Потому что я старый болван. Кто-то должен был поддерживать тебя. Может быть, я получаю удовольствие, когда у меня есть возможность врезать по такому гнусному и грязному делу, как работорговля, и это то, что мне надо, — а я слишком стар и толст, чтобы жить по-иному.

Торби кивнул.

— Я тоже так думаю. Но мне надо нечто другое, а я так занят делами, которые должен делать, что у меня нет времени на то, что я хотел бы делать… и у меня никогда не будет возможности делать то, что я хочу!

— Сынок, это всеобщий закон. И чтобы спастись от преждевременной смерти в такой жизни, есть единственный способ — так или иначе делать то, что ты хочешь. И в этом правда. Завтра будет большой день, который еще не начался… и ты пойдешь со мной, засунув в карман бутерброды, и мы будем смотреть на красивых девушек.

— Мне надо устраивать званый обед.

— Нет, ты не пойдешь на него. Даже корабль из титановой стали должен время от времени вставать на ремонт. Поэтому отправишься со мной.

Торби посмотрел на кучу бумаг:

— О'кей.

Старик жевал сандвичи, пил пиво, любовался красивыми девушками, и с лица его не сходила невинная улыбка истинного удовольствия. Вокруг них были действительно очень красивые девушки, в Рудбек-сити никогда не было недостатка в высокооплачиваемых звездах шоу-бизнеса.

Но Торби не смотрел на них. Он думал.

Человек не может освободиться от лежащей на нем ответственности. Капитан не может, не может Старший Офицер. Но он не видел, каким образом вступит в Корпус папы, если и дальше будет вести такой образ жизни. Но Джим был прав: здесь, на своем месте, он может вести борьбу с этим грязным делом.

Но если ему не нравится этот способ борьбы? Да, полковник Брисби сказал как-то о папе: «Он был так предан идее свободы, что готов был ради нее пожертвовать своей… быть нищим… или рабом… или умереть — чтобы жила свобода».

Да, папа, ты прав, но я не знаю, как делать эту работу. Я делаю ее… я стараюсь ее делать. Но я выбиваюсь из сил. У меня нет способностей к ней.

— Чепуха! — ответил папа. — Ты можешь выучиться всему, если заставишь себя. Ты будешь учиться или я оторву твою глупую голову!

Где-то рядом с папой появилась Бабушка и, серьезно глядя на Торби, кивнула в знак одобрения.

— Да, бабушка. Хорошо, папа. Я постараюсь.

— Ты будешь больше, чем просто стараться!

— Я это сделаю, папа.

— А теперь садись поешь.

Торби послушно потянулся за ложкой и увидел, что перед ним вместо миски с похлебкой лежит сандвич.

— О чем ты там бормотал? — спросил Гарш.

— Ни о чем. Я просто думал.

— Дай своей голове отдохнуть и распахни глаза. Для всего есть свое время и место.

— Ты прав, Джим.

— Спокойной ночи, сынок, — шепнул старый бродяга. — Хороших снов… и удачи тебе!

МЕЖДУ ПЛАНЕТАМИ

Глава 1

НЬЮ-МЕКСИКО

— Полегче, малыш, полегче!

Дон Харви придержал своего маленького верхового пони. Обычно Лэйзи[2] соответствовал своему имени, но сегодня он, похоже, решил получить приз. Дон не обвинял его. День был такой, какие бывают только в Нью-Мексико: небо начисто вымыто прошедшим доящем, земля уже сухая, но вдалеке еще висит кусочек радуги. Небо было слишком синее, кусты слишком розовые, а горизонт — слишком четкий, чтобы выглядеть убедительно. Невероятный покой царил над Землей, и вместе с ним — затаенное предчувствие чего-то чудесного.

— У нас весь день впереди, — предупредил он Лэйзи, — так что смотри не взмылься. Вон там, впереди, крутой подъем.

Дон восседал в великолепном мексиканском седле, которое родители прислали ему на день рождения. Это была изумительная вещь, расшитая по-индейски серебром, но она была так же неуместна в простой сельской школе, как парадная одежда на клеймении скота. Этого его родители не учли. Дон гордился им, потому что другие ребята ездили в простых седлах. Они немилосердно подшучивали над ним и, впервые увидев подарок, сразу же окрестили Дональда Джеймса Харви Доном Хайме.

Вдруг Лэйзи шарахнулся в сторону. Дон огляделся, что-то заметил, выхватил оружие и выстрелил. Потом он слез с пони, перебросив поводья вперед, и осмотрел дело своих рук. В тени скалы все еще корчилась порядочная, с семью погремушками на конце хвоста, змея. Голова ее, отсеченная лучом, лежала рядом. Дон решил не брать погремушки: если бы он попал точно в голову, он бы их взял, тогда было бы чем хвастаться. А он был вынужден повести лучом, чтобы добить ее. Если бы он принес так неуклюже убитую змею, кто-нибудь наверняка спросил бы, зачем ему этот садовый шланг. Он оставил змею на земле и вскочил в седло.