Звездный щенок - Яцек Изворский
– Нет, Мойле, пока это невозможно.
– А как кстати обстоят дела на Земле?
Я начал рассказывать о Земле, по крайней мере, столько, сколько знал сам. Я все время подчеркивал, что никогда там не был и что знаю Землю только по фильмам и рассказам, но для Мойле и этого было достаточно. Она снова была очарована картиной счастливой цивилизации людей, но я рассказал ей и о всем трудном пути, который человечество должно было пройти к этому счастью.
– И вам тоже придется пройти этот путь к общему счастью, – закончил я, – немного позднo, однако «лучше поздно, чем никогда», как гласит земная пословица. Люди помогут в этом, но и вам предстоит много работы. Логосализм – это не товар на экспорт, и, конечно, не все решения людей будут вам полезны, но в конце концов вы тоже найдете себе место в едином галактическом сообществе. И вы будете пионерами на этом пути. Погибнeтe – что поделать; на Земле тоже многие погибали, но другие продолжали иx работу. И за вами тoжe последуют другие!
– Да… – прошептала Мойле, после чего наступила тишина. Было видно, что и у нее большие проблемы с осмыслением всего, что она услышала от меня. Это очень отличалось от ее прежних знаний о мире, но было непротиворечиво и – замечательно. После долгого молчания она наконец сказала:
– Знаешь что, Бялек, я все это отправлю в Нигал – это лигурянский эквивалент Интернета.
– О чем-то подобном думал с самого начала, – ответил я, – именно с этой целью и рекомендовал тeбe принести модем. Только не слишком рано, а то до людей не доберешься.
– Я сделаю это с самолета прямо перед посадкой, пользуясь привилегиями кенали. Но будет путаница! – она поморщилась в «улыбке». – Ну, тогда я пойду. А ты что будешь делать? Спать?
– Не знаю, попробую. Год-денс колир, Мойле!
Мойле попрощалась и ушла, оставив меня одного. Хотя я спал почти весь день, однако был ослаблен голодом и сильно измотан предыдущими разговорами, поэтому почти сразу уснул.
* * *
Очнулся я только после того, как Хальмер и Мойле сняли силовое поле. Меня удивило отсутствие Багфера, но Мойле объяснила, что он все устроил и ждет у самолета. Она велела мне снова залезть в ящик, его закрыли и открыли только в самолете, уже после взлета.
Самолет был большой, но почти весь заполненный контейнерами разного размера с ходa-гестом. Сохранилось место только для одного колика, на котором сидела Мойле. Рядом стояли или лежали на полу все шестеро «детей Кожджена». Они больше молчали, только время от времени кто-то из них бросал по два-три слова на своем языке, пока непонятном мне. Они были совершенно покорны – сто двадцать лет рабства сформировали у них такой огромный комплекс неполноценности, что по сравнению с ним комплекс кулёников по отношению к чикорам был ничем. В них были убиты все желания, весь их менталитет был менталитетом рабов, от их былого достоинства разумного существа были только остатки.
Думаю, они задумались над тем, что им предстоит делать на этот раз. Они не знали, что летят к свободе… Более того, они даже не понимали, что такое «свобода» вообще. Годы рабства сделали свое дело. Воспоминания их предков о Кожджене превратились уже только в какие-то легенды о «золотом веке», который давно и безвозвратно ушел. «Сколько у нас со всем этим будет проблем», – подумал я.
Мойле сидела на колике и смотрела на Кождженцев так напряженно, будто хотела их сожрать. Я спросил:
– Мойле, что ты на них так смотришь?
– Я им завидую, Бялек, – тихо ответила она. – 3авидую.
Я знал, в чем она им завидует: полету на Землю. Она была, пожалуй, первой лигурянкой со времени нашествия на Кожджен, которая им, Кождженцам завидовалa… До сих пор все было наоборот.
Багфера и Хальмера нигде не было видно, так как кабина пилота была отделена от остальной части самолета перегородкой. Но они вели самолет уверенно, кратчайшим путем к месту посадки «Хорсдилера».
Разговор с Мойле не клеился, поэтому, чтобы хоть что-то делать, я стал подражать звукам, издаваемым «детьми Кожджена». Несмотря на то, что моя гортань позволяет издавать звуки такой высокой частоты, имитировать их речь у меня не очень получалось – так всегда бывает, когда впервые произносится на новом языке, особенно на таком необычном. Во всяком случае, я пробудил некоторый интерес к себе у всех шестерых. Они стали с любопытством разглядывать меня и обмениваться между собой замечаниями обо мне, наверное, удивляясь, что же я такое.
– Что ты делаешь, Бялек? – Мойле наконец поняла, что я вызвал среди «детей Кожджена» некоторое волнение.
– Имитирую их звуки, – ответил я. – У меня гораздо более широкий, чем у вас, диапазон слышимости, и я как раз устраиваю себе предварительную тренировку перед изучением их языка. Я его, впрочем, довольно хорошо знаю по Кожджену, но только по книгам и совершенно не знаю, какой букве соответствует какой звук.
– Ну и как, у тебя получается, Бялек? – спросила Мойле.
– Пока еще плохо получается, – откровенно признался я, – но это вопрос привычки… Впрочем, у меня в этом плане большие способности.
Мойле что-то невнятно пробормотала, вроде «Ну да», и молчала уже почти до конца полета. Горизонт на востоке был уже совсем зеленым, начинало светлеть и за бортом самолета, когда Багфер сказал через какое-то переговорное устройство.
– Готовимся к посадке.
– Видите их корабль? – спросила Мойле.
– Пока только на локаторе, – ответил Багфер.
Мойле что-то манипулировала с модемом, и я попросил ее высадить меня первым. Я сказал, что можно меня сразу после посадки бросить с высоты выходного люка из самолета, и со мной ничего не случится. Лигуряне еще спросили меня, не спят ли в это время все в «Хорсдилере». Я ответил, что они, кажется, спят, но в тот момент, когда самолет приблизится к границе силового поля, на корабле раздастся сигнал, оповещающий их об этом.
Действительно, раздавшийся сигнал разбудил всех. Елена включила внешний видеофон, и вместе с Биндкой увидели садящийся недалеко от корабля самолет. Она молниеносно вскочила с кровати, крикнула Биндке «за мной!» и побежала к лифту, столкнувшись в дверях с Патриком. Они быстро оказались в рубке, где Елена положила Биндку на полку рядом с пультом управления, а Патрик включил видеофон. В это время самолет уже сел возле «Хорсдилера», и все трое теперь видели, как распахивается дверь и из нее выпрыгивает какой-то большой шар. Патрик сделал крупный план – и они узнали меня. Биндка только крикнулa: «Бялек!» и заплакала от радости. Елена, забыв о том, как все было на самом деле, сказала:
– Вот видишь, Биндка! Разве я тебе не говорила? – и она тоже заплакала. Только Патрик выразил как-то без слез эту радость. Он сказал, снимая силовое поле с корабля.
– Елена, пойдем. А ты, Биндка, оставайся здесь и следи за кораблем. Если лигуряне попытаются пробраться к нему – анигилируешь его. – Патрик не имел полного доверия к тройке лигурян, которые тем временем вышли из самолета и встали рядом со мной. Как и следовало ожидать – вполне справедливо.
Елена и Патрик вышли вместе. Но едва они спустились по трапу, и встали на поверхность Лигурии – воздух треснул от выстрела, вернее, от двух, слившихся в один. Патрик камнем рухнул в песок, почти одновременно с ним упал и Хальмер.
Все произошло так быстро, что в первый мoмeнт ни я, ни Елена не сориентировались, что, coбcтвeннo произошло. Она закричала в отчаянии, потом умолкла и стояла неподвижно, не зная, что делать. Я понял все только тогда, когда увидел, что Мойле стоит над Хальмером с оружием в руках, и что Хальмер, лежа на песке, тоже держит в руке пистолет.
У Мойле была причина не доверять брату. Когда люди вышли из корабля, она
