Борис Пшеничный - Аидовы тени

- Мы всего лишь исполнители! - выкрикнул Стальгин.

- Все правильно, к вам никаких претензий, хоть вы и полномочные. Распоряжение, - директор похлопал себя по карману, где лежали документы, касается института и прежде всего меня. Велено сдать ЕГО с рук на руки. Так что будем делать?

Окружение многоголосо взроптало, посыпались вопросы, смысл которых сводился к одному: как можно прерывать процесс, если ОН еще в летаргии? Пришлось доставать казенные бумаги, вычитывать места, где разъяснялось, что реставранта надлежит отправить в том состоянии, в каком он есть, и что реанимирован он будет в Центре. Далее следовали подробнейшие рекомендации, как организовать транспортировку.

- Да пошлите вы их... - раздалось в толпе.

- Это к вам не относится, - под взрывной хохот пояснил Владимиров вздрогнувшему Стальгину.

Как же быстро линяет человек. И куда что девается. Только что рядился в личину чрезвычайного и полномочного посла - и вот уже в своем природном естестве, всего лишь носатый Аркаша. Да он никем другим и не мог быть в глазах тех, кто создал Чудо Века. При большом деле сами люди становятся большими. Что им бумаги, приказы, команды - мишура!

...Семен повел приезжих на ночлег в гостиницу. Шел, и все в нем горело от стыда и обиды. Не мог простить себе, что дрогнул, испугался, увидев выпрыгивающих, из вертолета ладно скроенных молодчиков. Духу не хватило хотя бы в мыслях крикнуть: а пошли вы!..

11

Теперь уже не нужно было играть в конспирацию, ждать полуночи. Едва спровадив Стальгина с его надежно вымуштрованной командой, директор собрал у себя дежурную группу, объяснил, кому что делать. На, всякий случай расставил охранные посты - на входе в биокомплекс и у гостиничного коттеджа: кто знает, как поведут себя полномочные гости. И когда все распоряжения были отданы и все дежурные разошлись по своим местам, он позвал Попцова.

- Ну, так где ваша картинная галерея? Показывайте.

Семен развязал тесемки папки, положил на просторный директорский стол две дюжины сильно увеличенных фотопортретов. Он сам их делал, переснимая из иллюстрированных журналов, книг, альбомов, с репродукций картин. А пришла ему в голову такая блажь давно, еще в пору визита Острогина, доставившего на остров капсулу с субстантом. Коль скоро, подумал он, изготовлено двенадцать "заквасок", то можно попытаться выявить всю дюжину кандидатов, намеченных для реставрации. Он заново переворошил гору скопившихся газетных вырезок и вскоре уже имел довольно четкое представление, кого из великих предшественников хотели бы люди вернуть к жизни. Желания, как ни странно, сходились на личностях не столь уж далекого времени - в пределах двух последних веков. Теперь ему оставалось только составить реестр знаменитостей и отобрать двенадцать из них, наиболее вероятных.

- Вот это - прошлый век, - выложил он первый ряд.

Владимиров медленно прошелся вдоль стола, всматриваясь в знакомые со школьной поры лица. Потом молча собрал снимки в стопку, отложил в сторону.

Без комментариев Семен выстроил вторую дюжину портретов. Их не надо было представлять и говорить, из какого они времени: еще недавно многие из них не сходили ее страниц газет, смотрели с экранов телевизоров.

Не без волнения обходил Владимиров неожиданный пантеон. Вот они, великие мужи нового века, его многоликий символ, гордость и проклятье людского рода. Было что-то противоестественное, кощунственное уже в том, что они оказались вместе, в одном нелепом собрании. Как может мир нести в себе столько и столь разных, несовместимых начал!

- Так вы считаете, что один из них... Кто же? - спросил директор.

- Зачем гадать? Покажем ЕМУ всех. Вот увидите: ОН узнает себя.

Директор вновь двинулся вдоль портретного ряда... У одного снимка задержался. Из глянца фотографии на него ласково-прицельно смотрел человек в строгом, без регалий кителе. На уровне груди он держал на весу курительную трубку, сжимая головку короткими, толстыми пальцами.

- Если нам кого-то подсунули в капсуле, то только его, - тихо, будто самому себе, сказал Владимиров. - Много, очень много сегодня таких, кто хотел бы его вернуть.

Он взял карандаш и стал проставлять на обороте снимков порядковые номера. Человек с трубкой шел третьим.

Замигала сигнальная лампочка. Вызывал биокомплекс.

12

Они расположились по краям пульта, чтобы не мешать оператору. Кивком головы Владимиров разрешил: начинай! Наружный экран бесшумно пополз вверх, обнажая в нише стены смотровое окно.

Сквозь толщу стекла с трудом просматривалась внутренность сурдокамеры. Из потревоженной темноты проступали неясные очертания овальных емкостей, подводящих труб, шлангов. В центре угадывалась большая кювета, напоминающая каменный саркофаг. Там был он.

Прежде чем что-либо предпринять, оператор испрашивающе посматривал на директора. Тот только кивал, словно не было сил разомкнуть спаянные от напряжения губы.

Когда по команде с пульта от кюветы отделилась крышка, изнутри струями вырвалось молочное облако. Это было так неожиданно, что оператор вскочил с кресла, готовый включить аварийную систему. Владимиров ладонями обеих рук показал: спокойно, все идет как надо.

Без крышки кювета и впрямь казалось саркофагом с лежащей в нем мумией.

Все трое, невольно подавшись вперед, припали к стеклу, хотя прекрасно знали, что ничего определенного не увидят. Окутанный защитной пленкой реставрант выглядел скорее коконом, чем человеком.

Они уже больше часа провели у пульта и не поверили, когда кокон подал признаки жизни, - решили, что померещилось: от напряжения, от ожидания могли начаться галлюцинации. А тем временем кокон, выпростав руки, положил их на борт кюветы и медленно, как бы нехотя, приподнялся. Какие еще могли быть сомнения: в ванной сидел человек! "Боже! - подумал Семен, никогда прежде не поминавший всевышнего. - Дай сил не сойти с ума".

Подчиняясь каким-то внутренним импульсам, человек-кокон повел из стороны в сторону головой, покачал китайским болванчиком и, окончательно избавившись от оков неподвижности, довольно уверенно выбрался из кюветы, ступил на кафельный пол. Некоторое время он стоял, то ли раздумывая, то ли набираясь сил. потом сделал несколько шагов, вернулся, прошел в другой конец камеры и снова проделал тот же путь.

У проема смотрового окна, откуда сочился слабый свет, он повернулся лицом к невидимым изнутри наблюдателям и на секунду замер. Казалось, на них настороженно смотрел человек, натянувший на голову чулок-маску.

- Он реагирует на свет, - прошептал Владимиров. - Можно показывать.

Первая фотография, подхваченная манипулятором, ушла в камеру.