Алексей Ефимов - На землях рассвета

Хониар, Джангр, 201-й год Зеркала Мира, реальность

Тяжелый гром сотряс подземелье. Лэйми испуганно вскинулся, поежившись от холода — одеяло свалилось с его плеч, а «Хроники расстрелянной луны» — любимая его книга о приключениях Найко — выпрыгнув из рук, как живая, шлепнулась на пол.

Несколько секунд царила тишина, потом гром повторился. Постель мягко поплыла, словно на гигантских качелях — вверх, потом вниз. За первым толчком последовал ряд замирающих содроганий, сопровождаемых как бы отдалявшимися раскатами. Лэйми с облегчением откинулся на спину. Это не имело к его миру никакого отношения. Что-то случилось там, за Зеркалом; но не здесь.

Землетрясения были привычны ему — они происходили тут по несколько раз в день, хотя толчки такой силы были все же редкостью. Источник их оставался загадкой, — как и все, что творилось за Зеркалом Мира.

Он представил себе смерчи диаметром в милю — они блуждали по огненному морю, иногда налетая на Зеркало — и понял, что заснуть не удастся. Четкого ритма сна и бодрствования здесь, впрочем, не существовало, — под Зеркалом не было ночи и дня, и даже потребность во сне не была регулярной.

Лэйми с вздохом поднял упавшую книгу — чтобы вернуть ее на полку Он не знал, правда, насколько она соответствует реальности и даже кто автор этих хроник Вторжения — однако они казались ему наиболее правдивой из историй гибели их мира.

Лэйми отбросил одеяло, вскочил, и, вновь поежившись, торопливо оделся. Он так увлекся чтением, что комната Муравейника показалась ему на миг странной — покрытая темно-пёстрым мехом внутренность неправильного, приплюснутого пузыря, освещенного десятком матово-белых окошек величиной с тарелку. Они без очевидного порядка располагались на стенах, на потолке и на полу тоже. Пол был неровный, на одном из его выступов лежала постель. Мебели здесь не водилось, и многочисленные вещи Лэйми хранились в мешкообразных углублениях стен.

Открыв тяжелый выпуклый люк, он через узкую горловину выполз в малый коридор — темную, покрытую изнутри мехом неправильную трубу, настолько тесную, что вверх пришлось ползти на четвереньках. Метров через десять она вывела в большой коридор Муравейника — точно такой же, только высотой метра в три и залитый таинственным зеленоватым светом врезанных в стены ламп-тарелок. Сонная истома, казалось, плавала здесь в воздухе.

Хотя по часам Лэйми был уже полдень, никто не встретился ему — за исключением девушки в легкомысленных шортиках и платке, наброшенном на плечи и небрежно завязанном на груди; они улыбнулись и кивнули друг другу.

Метров через двести коридор выходил в вестибюль. Пустой бетонный зал — остаток имперского убежища — являл собой разительный контраст с биологическим стилем Муравейника. В нем всегда ходили босиком и тут, на скамейках, длинными рядами стояли сандалии и башмаки.

Лэйми обулся и, нажав кнопку, открыл восьмидюймовой толщины стальную дверь. Чтобы открыть ее снаружи, был нужен сложный код. Пока эта дверь не пригодилась ни разу, но Муравейник не спешил отказаться от нее: если хотя бы один из ТЕХ проник внутрь, платить пришлось бы слишком дорого.

Длинная винтовая лестница в шахте старой вытяжной башни кончалась кольцевой галереей на высоте метров пяти. Едва выйдя на нее, Лэйми невольно поежился: хотя температура внутри и снаружи была одинаковой, здесь преобладали холодные цвета.

Хотя замкнутый мир Хониара был всего десяти миль в диаметре, синевато-черный свод Зеркала, усыпанный множеством звезд, создавал ощущение беспредельного простора. Оно казалось ему настоящим небом раннего рассвета. Над тусклой коричневато-красной полосой застывшей на востоке низкой зари парили зеленовато-голубые перья серебристых облаков, а выше, на фоне тускнеющей сини, горело три особенно ярких звезды — ослепительно-белая, красновато-желтая и еще одна, цвета рыжего золота. Звезды никогда не двигались, заря не гасла и не становилась ярче, но и смотреть на нее можно было бесконечно.

Лэйми с наслаждением вдохнул прохладный, влажный воздух и побрел по галерее, неторопливо осматриваясь. На юге, за кромкой обрыва, скрывалась невидимая отсюда река; на севере тянулись белые многоэтажные дома, таинственно-бледные в рассветном сиянии. В их освещенных кое-где окнах мелькали беззвучно скользящие фигурки — это был один из самых густонаселенных районов.

На западе, между домами и рекой, высилась плоская, срезанная пирамида Генератора Зеркала, вся словно отлитая из темного металла. Даже на таком расстоянии Лэйми ощущал ее безмерную огромность: коробки стоявших рядом с ней белых девятиэтажек казались игрушечными, едва ли не в восемь раз ниже.

Над плоской крышей пирамиды вздымалось восемь игловидных шпилей, плавно расширявшихся к основанию. Четыре из них, внешние, обрывались едва на трети высоты остальных, поддерживая толстое кольцо Ускорителя. От его шестнадцати сегментов отходили острые изогнутые лопасти, и из-за них к Зеркалу Мира тянулись призрачно-бледные, плоские, как линейка, лучи. Один из них проходил высоко над головой Лэйми.

Четыре центральных шпиля вздымались на высоту в семьсот метров, словно бы накаляясь к остриям мертвенным лиловым светом. Между ними повисло странное застывшее облако, словно состоявшее из сотен вложенных друг в друга сине-фиолетовых кристаллов. От него тоже тянулись тысячи тончайших, разноцветных лучей, едва заметных в чистом воздухе: именно они придавали Зеркалу Мира его восхитительный вид. Вот облако дрогнуло, на мгновение сжавшись, затем плавно качнулась земля, и откуда-то из глубины неба до Лэйми вновь долетел тяжелый, неторопливо затихающий гул…

Он быстро скатился по лестнице и нырнул в темноту, царившую под сомкнутыми низкими кронами. Тропа была неровной, но Лэйми ступал бездумно и легко — его тело помнило каждый корень и яму. Вскоре он выбрался на Имперский проспект — самую широкую и светлую во всем городе улицу (на ней даже не горели фонари) — пустынную в обе стороны, насколько хватал глаз. Здесь, на просторной площадке, в беспорядке стояли открытые скутера, такие маленькие, что сесть в удобное, мягкое гнездо можно было лишь на пятки — и даже тогда низкие борта едва доставали до пояса. Впереди, под руками, помещался штурвал, сзади, сразу за спиной — кубический выступ двигателя.

Лэйми сел, предварительно разувшись и водворив сандалии в небольшой бардачок в носовой части машины, потом щелкнул выключателем. С тихим жужжанием скутер всплыл метра на три над землей и замер, тихо покачиваясь; подниматься выше он не мог. Едва Лэйми наклонил штурвал вперед, двигатель зажужжал громче и скутер помчался с быстротой бегущего человека. Плавный поворот штурвала — и он, слегка наклонившись, вильнул в сторону…