Леонид Смирнов - Ламбада, или Все для победы

- Сейчас, сейчас!.. - Парень сел за руль, но мотор, конечно же, не хотел заводиться.

Все, конец... Бастана окатило холодом. Осталось пять секунд. Четыре. Три... Тут машина наконец тронулась. Выскочивший из-за поворота дороги гэбист выпалил в воздух.

- Стой!!! Стой!!! Мать твою!

Корреспондент (из-за сопротивления Бастана) не сразу понял, что кого-то останавливают, а уж тем более - что останавливают именно его. Но потом все же затормозил, правда не глуша мотор. Социальный рефлекс был необорим.

Гэбисты уже лупили из пистолетов, выбивая из скалы искры и каменную крошку. Бежали, размахивая зажатым в руках вороненым железом. Готовы были прикончить на месте - не разбираясь, не слушая никаких объяснений. Им нужен был не арест, а ликвидация.

6

- Пэрвый тост... за наших дарагих гастей! - Дядюшка Джо поднял бокал со смесью красного и белого вина.

Выпили. Загудели, забулькали вмонтированные в пищеводы и желудки Контролеров дезалкаторы. Высокие гости не могли демонстративно игнорировать великолепные блюда и напитки, что были выставлены на столах, - порой совершенно чуждые и опасные для их организмов (другой метаболизм как-никак). А потому в течение всего торжественного ужина они только и делали, что нейтрализовывали, обезвреживали и обеззараживали. Словом, забот им хватало.

Генеральный контролер Ха-буа-буи встал, хрустнув хитиновыми надкрыльями, упрятанными под фрак, и заговорил, глядя в глаза Иосифу Виссарионовичу:

- Я хочу поднять этот бокал за Эксперимент. За его честное проведение в интересах мира, прогресса, гуманизма и человечности.

Сталин ответил на этот пристально-пронзительный взгляд своей знаменитой улыбкой. Выглядел он вполне сносно - ничуть не изменился с тех самых пор: седой, усатый, во френче полувоенного образца. Сидящая рядом дочь Светлана казалась намного старше.

Рядом со Сталиным - по другую руку - восседал второй человек в государстве. Это был член Президиума Политбюро ЦК, первый заместитель Премьера, первый заместитель председателя Совета Обороны, председатель Военно-промышленной комиссии ЦК, почетный чекист номер один, руководитель проекта "Венера" и многая, многая другая - Лаврентий Палыч Берия.

Бессмертное его пенсне весело поблескивало в ярком свете роскошных хрустальных люстр, идеальная лысина также блестела. Словом, весь он лучился в этот праздничный вечер, вот только улыбка не появлялась на его непроницаемом лице.

Берия иногда бросал короткие взгляды на Высоких гостей, потом снова опускал глаза в тарелку. Все время что-то сосредоточенно жевал, но тарелка его никак не опустевала.

С сидящим поблизости от Сталина Впадиным за весь вечер никто не заговоривал, и лишь Миротворец Охр-рхО задал ему пару безобидных вопросов о погоде и о вкусе принесенных блюд. Несколько раз Впадин, забывшись, начинал кусать губы, затем спохватывался, обводил глазами лица ближайших соседей не посмеиваются ли над ним, какими взглядами награждают, - но интерес к его персоне был поистине нулевой.

За многочисленными столами, поставленными вдоль стен, сидела вся московская элита - от цекистов до генералов, от директоров оборонных заводов до писателей и композиторов. Ха-буа-буи не обращал на них внимания, да и они после завершения официальной части мало следили за происходящим в центре зала - пили-гуляли на всю ивановскую.

Делегация Миротворцев разместилась за центральным и двумя ближайшими к нему Т-образными столами. Рядовые Контролеры держались скованно, глядели настороженно, не включались в общие разговоры, на шутки не отвечали словом, чувствовали себя не в своей тарелке и портили картину. Пришлось Генеральному контролеру шепнуть на ухо Охр-рхО и Второколенному, и те, извинившись, поднялись с мест и пошли наводить порядок.

Вскоре в рядах Контролеров возникло оживление, на лицах расцвели неестественные улыбки, они начали переговариваться через стол и жестикулировать. И Ха-буа-буи с чувством исполненного долга смог обратить все свое внимание на вождей.

Когда были исчерпаны дипломатические тосты и отзвучали тщательно отработанные и выученные наизусть спичи, ужин приобрел непринужденный характер. Кто-то запел прекрасно поставленным бархатным баритоном "Черного ворона", затем "Сулико" и "По диким степям Забайкалья" и снова - уже на бис - "Сулико". Потом оркестр играл попурри из песен Дунаевского. Наконец в гигантском зале приемов зазвучала ламбада. Как же без нее?

- Это что - новый государственный гимн? - улыбаясь, осведомился Ха-буа-буи.

- Нет, канечно. - Дядюшка Джо не смутился. Хитро прищурившись, добавил:

- Есть такое панятие: народная лубов...

На маленькой сцене перед оркестром как бы сама собой возникла танцующая пара: девушка в ярко-красном шелковом платье до колен и молодой офицер в белоснежном мундире с золотыми аксельбантами и погонами. Танцевальные па были довольно откровенными и совершенно неуместными здесь, в Большом Кремлевском дворце.

- Пусть маладые натешатся... - в сотый раз за вечер улыбнулся Сталин и сделал глоток из нескудеющего бокала.

Стоящие за спиной официанты-гэбисты были хорошо вышколены и почти незаметны.

В зале возникли нестройные голоса, в хор вступали все новые и новые, и вот уже сотни людей пели: "Стал-лин и Бер-рия! Боль-ше ник-кому не вер-рю й-я!.." А потом писатели, директора и генералы, не прекращая пения, начали подниматься с мест. Дядюшка Джо притворился, будто слегка смущен, но затем встал тоже и подхватил очередной куплет: "Партия и верный ком-со-мо-о-о-л!.." Пришлось встать и Контролерам, внимательно следящим за Ха-буа-буи. Они, понятное дело, молчали.

Слова песни летели над сводами зала: "Стал-лин нас веди! Эм-гэ-бэ, ко-нечно, впереди!.." Потом Отец народов, не дожидаясь ее конца, захлопал в ладоши - вернее, сделал два-три слабых хлопка, но тут же аплодисменты были подхвачены и загремели, катясь от стола к столу. Сталин сел, овации тотчас смолкли, и люди стали рассаживаться, возбужденные, раскрасневшиеся, радостные.

- Биратья и состры! К вам абрашаюсь я! - заговорил Сталин с хорошей дикцией - это вам не сорок первый год, когда по радио звучала невнятица. Харошая песня - бальзам на сэрдцэ...

- Завтра мы надеемся получить вашу программу Проверки, - обращаясь к Ха-буа-буи, впервые за вечер подал голос Берия. - Выстроим график, подготовимся... Или вы хотите делать внезапные рейды, кавалерийские налеты? - Блеснули стекла пенсне, так что Генерального контролера ударило по глазам.

- Программа готова. - Генеральный контролер полез в карман (лица охранников на миг закаменели), вынул вчетверо сложенный листок и протянул Лаврентий Палычу. - Пожалуйста... Мы действительно не хотели бы придерживаться жесткого графика. Пусть это будет разумный компромисс между ним и вольной импровизацией.