Your Name - Летать, как птица.

Оператор-постановщик тем временем, позевывая, проводил рутинные операции очистки буферов постоянной памяти мальчика, стирая очередной дубль. Четвертый дубль уже был готов к старту, на экранах застыла улыбающаяся женщина, беременная тем, кого впоследствии будут звать Пилот…

Наполовину прикрытые веками зрачки бессмысленно и неподвижно смотрели на круглый потолок томографа. Вместо него Максим видел прекрасное голубое небо, исчёрканное линиями разных цветов. Сейчас на него легла еще одна черта. Черная. Как смерть.

Точно так же был исчеркан и зажатый в левой ладошке лист бумаги.

Машина остановилась возле большого, огороженного ажурной оградой, дома. Сама постройка утопала в зелени: ухоженные тропинки петляли между густых кустов, а перед небольшими клумбами и фонтанчиками стояли небольшие скамеечки. Все это выглядело очень здорово, но уюта почему-то не создавало.

Андрей Петрович и Марта подошли к главному входу, где их уже ждал невысокий полный человечек в темном костюме — дворецкий. Он проводил их в гостиную.

— Здравствуйте. Чем могу вам помочь? — седеющая женщина с усталостью в каждом движении слегка наклонила голову. Мать Александра Бровского, Мария Бровская.

— Мы… Вот, — помялся Андрей Петрович и протянул две визитки. Свою и режиссера Плышевского.

Женщина изучила картонные прямоугольники, раздумывая, выгнать гостей сразу или все-таки узнать, что им нужно. Все это ясно читалось на ее лице, и нет в том ничего удивительного, ведь журналисты держали дом в осаде с того самого момента, как ее сын перестал участвовать в съемках. В конце концов, воспитание победило, и она спросила:

— Что вам угодно?

— Мы родители Максима Литвинова, актера, — сказала Марта.

Мария Бровская охнула:

— Мне очень жаль.

— Сейчас Саше уже тридцать два года. Четыре года он не снимается. После того как мы с мужем посмотрели одну из его картин, возможно вы помните, триллер «Жизнь в агонии», мы разорвали контракт с кинокомпанией. Врачи сказали, что из-за возраста мозг Саши перестал быть таким же гибким как в детстве и переход из одного иллюзорного мира в другой для него становится все труднее и труднее.

Тот фильм побил рекорды по кассовым сборам, а Саша сразу после съемок финальной сцены, несмотря на усилия врачей, впал в кому на два месяца…

Андрей Петрович смотрел на чисто выбритого мужчину, лежащего под капельницей. Рядом суетилась медсетра, что-то проверяя на приборах. Мария Бровская, тем временем, продолжила:

— Мы были напуганы его состоянием, у мужа даже случился сердечный приступ. Наверное, поэтому мы и совершили ошибку и забрали его.

— Ошибку? — у Марты округлились глаза. — Вы сделали всё правильно! Мы бы поступили точно так же. Собираемся поступить.

— Именно ошибку. Он жил в тех мирах. По-настоящему жил! А мы отобрали у него эту возможность. Раньше, в перерывах между съемками, он хотя бы как-то реагировал на внешние раздражители. Пусть он не узнавал нас, пусть он жил сам в себе, но он хотя бы иногда с интересом разглядывал картинки, играл с пластилином или с нашей домашней кошкой. После того как мы забрали его, он замкнулся в себе окончательно. Превратился в растение. Когда так случилось, мы хотели вернуть все назад, но оказалось поздно. Он не мог вернуться. Сознание Саши потухло окончательно, теперь он существует вот так. Отец и я делаем все возможное, чтобы вернуть его, но результатов нет. Надежды мы не теряем, но и не строим иллюзий.

На глаза Марты навернулись слезы — она представила Максима лежащего вот так же. Мария Бровская понимающе посмотрела на нее, свои-то слезы она давно уже выплакала.

Прощались они скованно.

— Ну что у нас? — режиссер нервно, широким шагом, вошел в студию. — Я только что от директора кинокомпании. Если через две недели у нас не будет готов черновой вариант, нас закроют. Совсем. Так что у нас на данный момент?

Алексей Сергеевич строго взглянул на психолога, но споткнулся о его мертвенную бледность.

— Что случилось? Что-то с Максимом? Он в порядке? Жив?

У психолога подрагивали губы и режиссер повернулся за ответом к оператору. Тот выглядел ненамного лучше, но хотя бы был в состоянии что-то говорить.

— Алексей Сергеевич, вам лучше посмотреть самому. Мы сохранили запись последнего дубля, — после этого он включил мониторы и протянул начальнику обруч обратной связи.

Режиссер сел в кресло и с мрачным предчувствием натянул на виски обруч. Он уже попрощался со своей карьерой. Хотя какая разница? И так уже возраст, да и денег достаточно до самой смерти. Мальчонку вот только жалко.

… В яму его просто зашвырнули, как грязную тряпку бросают в ведро. Он влетел в темноту, чувствительно ударился ногами и упал на пол. Сил для того, чтобы встать — не было.

— Новенького подогнали, — хмыкнул кто-то в темноте, — Поднимите его.

Его подхватили под руки и поставили прямо, еле живого от побоев.

— Эк уделали-то как! — крякнул неизвестный, — Авось неделю-то протянет.

Едва ворочая языком, новичок просипел:

— Кто говорит? Звание, должность, фамилия! — несмотря на слабый голос, сказанное заставило всех присутствующих умолкнуть и как-то подобраться.

— Майор Китаев, командир 335-го штурмового батальона.

— Был приписан ко Второму полку? — уточнил новичок.

— Да… кхм… так точно.

Все остальные молчали.

— А ты… вы кто? — спросили из темноты.

Ноги подкосились снова, но ему не дали упасть. Уже теряя сознание, он сказал:

— Лейтенант Кудрявцев, пилот первого класса, штурмовая авиация, разведчик.

С тех пор его так и звали — Пилотом. Ни о чем не спрашивая, ничего не выпытывая, не пытаясь влезть в душу. Вот только смотрели как-то странно, особенно тогда, когда он впервые поднялся и, цепляясь за стены, побрел к «сраному углу». Никто не встал, чтобы помочь, а он, скрипя зубами и едва не провалившись в «парашу», сделал свои дела и повернулся.

— Майор, есть разговор.

— Говори, мне тут скрывать от других нечего.

Пилот с сомнением осмотрелся, подошел ближе и шлепнулся на дощатую шконку возле майора.

— Давно ты здесь?

— Полгода.

— И как?

— Что как, лейтенант? Жить-то везде надо, вот и живем. И тебе советую. Если шибко дергаться не будешь, то можно будет нормально устроиться. Не сахар, конечно, но хоть что-то, — старший «камеры» размял сигарету без фильтра и закурил.

— Вот, значит как. Не дергаться. Устроиться, — Пилот нахмурился. — Очень просто у тебя всё.

— А не надо ничего усложнять.