Сергей Иванов - Двое

Он достал из-за пазухи замусоленный сухарь, со словами «Жри, дурень!» сунул его Андру и двинулся вдоль клеток, задумчиво насвистывая и поглядывая по сторонам. У одной из дверей остановился, повозился, открывая замок, и вошёл внутрь. Сквозь проволочные перегородки Андр видел, как охранник молча перевернул на спину какую-то женщину, навалился всей массой и, преодолев робкое сопротивление, овладел ею. Затем протяжно зевнул, поднялся и, заперев клетку, побрёл к выходу, поправляя рясу и покачиваясь от нахлынувшей вдруг дремоты. Будто нужду справил.

«Скотина бронированная! – взорвался вдруг Андрей. – Ну, чего гляделки-то выпучил? Тебе здесь театр?!»

«Привыкай, – отозвался Андр. – Не вечно же тебе отворачиваться!»

Игнорируя изощрённые, язвительные ругательства Второго, Андр распахнул двери в обоих концах барака, чтобы хоть немного освежить пропитанный многодневной вонью воздух. Затем опустился в кресло, натужно застонавшее под его тяжестью, и расслабил мышцы, вслушиваясь в мешанину вздохов, всхлипов, многоголосого болезненного храпа и скрипа нар, привычными к сумраку глазами разглядывая измождённые, необратимо запущенные тела этих бывших людей, загнанных в радиофицированные клетки до скончания времён.

Андр сидел так с полчаса, прокручивая в памяти события дня, анализируя, выискивая просчёты, прогнозируя, как вдруг насторожённым взглядом поймал движение в одной из клеток. Прихватив из угла шест, Андр подошёл.

На нарах сидел крупный жилистый мужчина. Запрокинув голову, он ритмично покачивался, как будто под неслышную музыку. Лежавшие на коленях узловатые пальцы странно шевелились, словно жили непонятной, далёкой жизнью. Из закрытых глаз по заросшим седой щетиной скулам катились слёзы. Он спал.

Проткнув шест сквозь дверную решётку, Андр ткнул работника в костлявую грудь. После третьего тычка мужчина открыл глаза, потерянно огляделся. Увидав Андра, шагнул к двери, взялся огромными разбитыми ладонями за прутья.

– Парень! – позвал он сипло. – А, парень!.. Где это я?

Обвиснув на решётке, он тёрся о прутья тощими щеками. С лица постепенно сходило выражение осмысленного удивления, вытесняемого тупой апатией.

– Спать, – сказал Андр негромко. – Иди-ка ты спать.

Потоптавшись, работник вздохнул и поплёлся к нарам. Выждав, Андр вернулся к ветхому креслу – коротать душную ночь.

Двойник уснул, связь между ними ослабла, и Андрей почувствовал себя освобождённым. Кряхтя, он поднял с дивана своё погрузневшее тело и потащил было его на кухню, но мысль о еде вызвала в желудке спазмы. С трудом подавив тошноту, Андрей с полдороги повернул, забрался в ванну, пустил чуть тёплую воду и обмяк, негромко постанывая. Он чувствовал себя больным и загнанным, в глазах – резь, ноздри ещё терзал запах гниющего горелого мяса… будто вернувшись домой, Андрей прихватил с собой частицу того страшного мира.

Не могу, шептал Андрей одними губами. Нет, не могу! Надо что-то придумать, я никогда не свыкнусь с этим кошмаром. Черти бы забрали Андра, он будто нарочно!.. Эта вонь – боже мой! – избавиться хотя бы от неё. Достаточно с меня зрения – более, чем достаточно!..

Он долго водил по телу душем, будто пытаясь тугими струями отделаться от вони, въевшейся в мозг. Отходил, остывал, успокаивался, пока вдруг с изумлением не осознал, что первой и главной его реакцией на столкновение с жуткой реальностью параллельного мира была обида. Именно обида – на то, что его – холёного, рафинированного, исключительного – с размаху ткнули физиономией в дерьмо. Он-то готовил себя к опасности, к боли и крови, но не к этому обыденному, равнодушному зверству… Андрея вдруг обожгло стыдом: готов ты рисковать, как же! Забыл свои метания в Андра и обратно, когда тот исполнял свой жуткий танец в паре с полусумасшедшим стариком под дулами ружей? А как старательно ты убеждал себя в необязательности своего присутствия: Андр, мол, и сам справится, это риск бесполезный, неоправданный… Сукин кот! Тьфу!..

Морщась и мотая головой, Андрей выбрался из ванной и вернулся в гостиную. Долго бродил босиком по паласу, лаская нежным ворсом измученные за день ступни и попивая прямо из бутылки ледяной тоник. Наконец повалился в кресло, машинально включил магнитофон и задумался.

А ведь его впечатления за день не исчерпывались тем, что ему поставляли заимствованные у Андра органы чувств. Существовало ещё нечто – неясное, неопределённое, будто он, Андрей, улавливал те сигналы, которые для Андра оставались за порогом сознательного восприятия. А сейчас Андр спит, мелькнула мысль. Его сознание спит, но не рецепторы!

Не колеблясь, с привычной уже лёгкостью Андрей отключился от своего тела, переливаясь в спящее сознание Андра, и принялся осторожно прощупывать поступавшие в мозг сигналы, отбрасывая знакомое и привычное, выбирая странное, тревожащее. И, отыскав это, сконцентрировался на нём. Полностью.

Ощущение было жутковатым. Андрей будто передвигался в какой-то неоднородной субстанции, то заряжённой – и тогда он передвигался сквозь неё с лёгкостью мысли, а то вдруг снова он погружался в вязкое мерцание и неумолчный гул, из переплетения которых иногда возникали мгновенные сцены, звучали обрывки фраз. Он пытался задержаться, вникнуть, но накатывала чувственная волна, тяжёлая и радужная, и накрывала всё собой. Смысл терялся, и Андрея относило в сторону, будто здесь существовали течения, подчинявшиеся запутанным, непостижимым законам…

И вдруг этот странный мир покорёжило, смяло, разорвало в клочья и закружило в чудовищном смерче. Андрей услышал, всем существом ощутил, властный зов и неохотно подчинился.

«Ну и где тебя носило?» – спросил Андр недовольно.

«Сойди с пьедестала, парень! – немедленно окрысился Андрей. – Пока не скинули».

«Опять ты за своё! – покривился Андр. – Мы же договорились».

«Ладно, зачем звал?»

Когда они оставались наедине, то есть когда глаза у обоих были закрыты, у Андрея появлялось стойкое ощущение, будто они находятся друг против друга в сумрачной просторной комнате… или скорее тоннеле, потому что он видел только боковые стены, а другие две терялись в зыбком тумане. И с каждым днём обстановка странного помещения и жёсткий облик собеседника проступали всё чётче.

«Я ведь просил меня подстраховать, – сдержанно сказал Андр. – В конце концов, сейчас это не опасно».

«Чего ты хочешь? – вспыхнув, потребовал Андрей. – Ну говори, я слушаю!»

«Спать».

«Сейчас я тебе спою».

«Лучше посторожи».

«По-твоему, мне больше делать нечего?»

«По-моему, нечего».

«А по-моему, ты много на себя берёшь. Между прочим, я ведь „слышу“ не только тебя».