Юлий Гусман - Контакт
— Именно поэтому, — жестко прервал его Зуев, — вы должны быть готовы к немедленным действиям, а чтобы быть готовым, надо не ждать, не томиться, а работать. Надо быть в форме. А мы тем временем попытаемся кое-что разузнать…
— Вы ничего не разузнаете до тех пор, пока не пошлете к излучателю человека, — парирует Леннон. — Нужно верить в разум и добрую волю тех, кто прислал сюда этот гигантский динамик.
— Ах, «верить в разум»! — встрепенулся академик. — Да мы с вами, господа хорошие, на одной планете живем, и друг на друга, как две капли воды, похожи, а с каким трудом «верить в разум» научились, Вспомните… хотя вы молодые, вы не помните. А я помню 72-й год, свою первую поездку в Хьюстон. Так что не будем о других галактиках говорить! Ну, в общем, вот так… — Голос Зуева стал на минуту официальным и чужим. — Как член международной Специальной комиссии и как председатель Советско-американского комитета заявляю вам официально: до тех пор, пока хоть некоторая ясность не наступит, ничего в вашей подготовке мы ни менять, ни форсировать не будем. Ни-че-го, — раздельно произнес он. — А сейчас давайте спускаться вниз, мне уже пора… Да не грустите вы — поверьте, у меня чутье, — без вас здесь дело все-таки не обойдется… — Он хитро подмигнул космонавтам…
На экране телевизора видят космонавты, как поплыла вверх к люку челночного корабля коробочка лифта.
— Зачем он летит? — спрашивает молчавший до сей поры Стейнберг. — Он не доверяет своим сотрудникам на орбитальной станции?
— Человек, которому Зуев не доверяет, не смог бы проработать на орбите и одного часа, — спокойно отвечает Седов. — Но Зуев не пустит «Гагарина» даже до Луны без того, чтобы сам он не проверил каждую кнопку, вне зависимости от того, существуют пришельцы, или не существуют. Зуев — это Зуев. Это невозможно объяснить. У него нет в жизни ничего, кроме «Гагарина», как до этого не было ничего, кроме «Мира», а до «Мира» ничего, кроме «Звезды», а до «Звезды» — «Салюта», а до «Салюта» — «Союза»…
По трансляции разнесся голос:
— Объявляется готовность один час. Повторяю: часовая готовность. Начать эвакуацию старта…
По ракете стекал, клубясь, белый туман кислородных паров.
31 августа, воскресенье. Москва
Кухня в квартире Александра Матвеевича Седова. Пожалуй, только в воскресенье удается позавтракать всей семье вместе.
— Вера! Как ты сидишь? — раздраженно говорит отец. — Где твои ноги? Сядь прямо. Почему мы об этом столько говорим?
Девочка усаживается за столом, исподлобья глядя на сердитого отца. Жена Александра Матвеевича молча наливает ему кофе.
— Что за моду взяли у нас на почте! — снова язвительно и капризно говорит Седов. — Девять часов — газет нет!
— А ты радио послушай, — примирительно говорит жена.
— Ну при чем здесь радио?
Девочка тихо сползает с табуретки и уходит.
— Что нужно сказать маме? — кричит ей вслед отец.
— Спасибо, — тихо доносится из коридора.
— Ну что ты, Саша? — ласково говорит жена. — Ну мы тут при чем?
Плохо Седову, муторно, стыдно. Права Вероника, кругом права. И подло это — срывать на них свое нетерпение. Да, действительно, не те уже у тебя нервы, Александр Матвеевич, что раньше. И, может быть, прав Зорин со своей командой, когда не хочет тебя в космос пускать. А то и там вот этак начнешь психовать. Ну ладно, ждать недолго осталось… Сегодня все выяснится…
Седов ловит руку жены и говорит уже совсем другим, покорным и усталым голосом:
— Ты знаешь, что меня больше всего раздражает? То, что они всегда изображают из себя самых загруженных людей, я это давно заметил. Комиссия заседает в воскресенье! Все надеются, что их за усердие похвалят… Они необыкновенные мастера имитации бурной деятельности. Сколько показухи! Ты бы на космодроме посмотрела: марлевые намордники, таблички «Рукопожатия отменены», необыкновенная озабоченность на лицах. Ты думаешь, только наши такие? Американцы еще хуже! Космонавты идут по коридору, так сирену включают, и люди встречные разбегаются, как от чумных. И сегодня: «Комиссия»! Право же, это не проблема — списать Седова на свалку или дать старику попрыгать еще немного… Надоело, Вероника, ох, как все надоело! Знаю, знаю все, что ты скажешь. Да, я уже налетался, я все уже знаю, все видел, но именно поэтому мне необходимо быть там! Я там нужен, понимаешь? Эти клистирники не могут понять грандиозности случившегося! Ведь от того, как все там… — он ткнул пальцем в люстру, — …повернется, зависит, может быть, будущее всех нас!
— Но если ты будешь сейчас лезть на стенку, ничего не изменится и пользы не будет никому. Правда, Саня, милый, успокойся, а?
— Ладно. Я спокоен. Я спокоен, как сфинкс, как камень, как Стейнберг! Я спокойно беру дочку и спокойно еду с ней… в зоопарк, как полагается примерному отцу в воскресенье. Веруша, хочешь поехать в зоопарк? — кричит он в коридор.
Девочка, как все дети, тонко чувствующая обстановку, не хлопает восторженно в ладоши, а вопросительно смотрит на мать. Та улыбается. Наконец поняв, что ее не разыгрывают, девочка кричит: «Ура!»
— И не жди нас до обеда. — Седов целует жену и выходит из комнаты.
Вероника, улыбаясь, смотрит им вслед, но когда дверь за ними захлопывается, она устало садится на стул и плачет.
31 августа, воскресенье. Космос
Голубая Земля внизу. Над Европой облачно, но очень четко через ясное сухое небо просвечивает желтым Аравийский полуостров. Зеленеющий клин Индии ткнулся в зыбкое, дрожащее бликами пространство океана, а к северу круто уходят за размытый горизонт шоколадно-белые Гималаи. Зуев смотрит на Землю из иллюминатора межпланетного космического корабля «Гагарин», пришвартованного к одному из причалов орбитальной станции «МИР-4». Молча отплывает от иллюминатора…
Очередная телепередача с борта орбитальной станции. У микрофона — Зуев.
— Мы не только не смогли вступить в контакт с космическим объектом, но, как и раньше, не уверены ни в одном его физическом параметре. Единственное, что его по-прежнему характеризует, — это постоянное, неподвижное, узконаправленное мощное радиоизлучение. Широкая полоса радиопомех движется по земному шару по мере его вращения. Хорошо, что теперь мы точно знаем, где в данный момент оно проходит. Вот сейчас, например, радиолуч накрыл восточную часть США от Атлантики до примерно Миссисипи, всю Кубу, республики Центральной Америки, Эквадор, западные районы Колумбии и Перу, острова у побережья Чили, а на севере — великие американские озера и центр Канады. Эта полоса движется на запад со скоростью земного времени…
31 августа, воскресенье. Москва
Среди вольер нового зоологического парка на юге Москвы гуляет Седов с дочкой, тщетно заставляя себя заинтересоваться, отвлечься от мысли о проклятой комиссии, на которой, как ни высокопарно это звучит, решалась его судьба.
— Пап, а почему у гусей ножки красные? — спрашивает Верочка. — У них ножки всегда зябнут, да?
— Что? — Александр Матвеевич не слышал и не понял вопроса. — Что? Красные? Очевидно, зябнут… Я думаю так…
— Так ведь тепло…
— Да, вроде тепло… Кто их знает, гусей…
Многие посетители зоопарка узнают его, приветливо улыбаются, здороваются, другие просто шепчутся, скосив на него глаза. Народу в зоопарке немного, несмотря на воскресный день. Подходит мальчик, просит автограф. За ним — еще и еще.
— Извините, товарищи, но я тоже отдыхаю, — говорит Седов ворчливо и быстро уходит.
Шагают молча по пустынной аллейке.
— Пап, — спрашивает Верочка, — а почему ты раньше всем расписывался, а теперь нет?
— Потому что раньше я был космонавтом.
— А теперь?
— А теперь… — Он смотрит на часы. — А теперь не знаю, кто я. Может быть, просто отставной генерал…
31 августа, воскресенье. Дно Черного моря
В домике космонавтов продолжается бесплодный, тягучий, изматывающий душу спор, который, то затихая, то разгораясь вновь, идет уже недели три.
— …Все это прекрасно, но я задам вам вопрос, который мне задал мой отец и на который я не мог ответить: почему именно нам оказана честь посещения высшим разумом? — горячится Леннон. — Чем мы замечательны?
— Мы замечательны тем, что мы существуем, — говорит Лежава.
— Слушай, Анзор, если ты все знаешь, объясни мне, почему они исследуют нас так долго? — спрашивает Раздолин. — Не пора ли им составить о нас какое-то мнение и наконец решить, стоило ли вообще сюда лететь? Если это туристический экспресс, то где, черт возьми, сами туристы?
— Правильно, — кивает Леннон. — Можете ли вы себе представить, чтобы земляне пролетели миллионы, миллиарды, а возможно, и миллионы миллиардов километров и не попытались поговорить с существами, которых они обнаружили по прибытии к месту назначения?
