Владимир Венгловский - Яблони на Марсе (сборник)

Куча дел. Большая ответственность.

Наша задача — превратить Марс в новый дом человечества. Сделать его нашим другом.

В этом деле у нас были помощники. Я смотрела в микроскоп на одного из них.

Изящный темный завиток, тонкий нитяной изгиб на светлом фоне.

Нематоды. Домен: эукариоты. Царство: животные. Тип: круглые черви.

Поедая выращенные Матвеем и Беллой водоросли, они будут вырабатывать кислород. Они научат Марс дышать.

За панорамным окном лаборатории шел снег — медленно падали снежинки. Они чем-то разительно отличались от земных. Как в том анекдоте про фальшивые елочные игрушки. Только наоборот. Необыкновенно крупные, пушистые, искрящиеся. Они сообщали нам о том, что планета меняется.

Серии комбинированных бомбардировок с нависших в атмосфере крейсеров ВКС пробили в коре гигантские кратеры. Пыль и пар смешались с нищей атмосферой планеты. Закипели скованные льдом океаны, двинулись с мертвой точки, образуя бескрайние поля жидкой грязи. На эти грязевые пустыни и на обледенелые каналы двинулась лавина генетически измененных лишайников и водорослей, цепких, упорных, пожирающих на своем пути противостоящую им неорганику.

Наша станция, «Элизий-четвертый», была форсированными темпами развернута из мех-комплекса «Челюскинец» — на краю кратера, имя которому заменял шестизначный номер.

Здесь оседающая вечная мерзлота породила карстовые наслоения, похожие на взбитую пену. Нагромождения красных скал блистали белизной снежных шапок и глянцевито-черным — в местах, где оплавилась порода, — и почти сплошь были затянуты темно-зеленым плащом лишайников. Стенки кратера пестрели красно-белыми полосами — ледники и нанесенная ветром пыль. Перевернутые взрывом древние камни кое-где хранили отметины мертвых морей, высохших во времена столь отдаленные, что от одной мысли о них начинала кружиться голова.

Мы создаем новый мир.

Мы делаем историю.

— Ребята сказали мне, кто приезжает. Обо всем узнаю с запозданием.

— Очень много времени проводишь в своей оранжерее. Я тебе уже говорила.

— Наверное, такая у меня роль? Молчаливый садовник, который ждет своего часа, прикрываясь тисовыми фигурами. Таясь за клумбой с флоксами. Заняв наблюдательный пост на ближайшей яблоне.

— В конце романа он окажется убийцей?

— Смотря про что роман.

— Научная фантастика, конечно.

— Не поспоришь.

— А какое у меня амплуа, любопытно?

— М-м-м… Королева червей?

— Ненавижу тебя! Еще больше, чем Беллу. У вас, садовников, какое-то особенное чувство юмора, не такое, как у обычных людей.

— Мы не садовники. Мы фермеры!

— Слушай, к чему ты завел этот разговор?

— Какой?

— О приезде Гуляева?

— Помнишь, еще в Москве, после защиты дипломов, мы ходили на его фильм. Тот, про циркового карлика, влюбленного в экзотическую танцовщицу?

— Тебе было скучно.

— Неправда!

— Ты почти не смотрел на экран. Все время вертелся.

— Я смотрел на тебя.

— Я-то думала, тебе нравится артхаус.

— Я-то думал, у нас тогда было свидание.

Кирилл Гуляев, звезда визора, создатель пяти артхаусных шедевров, которым я лично проставляла десяточки в сетевых рейтингах, не понравился мне с первого взгляда.

На торжественный ужин по случаю собственного приезда он явился в длинных бермудах и футболке с портретом Кафки. Под нижней губой темная полоска символической бородки. В солнечных очках!

Нагло-симпатичный, взъерошенный и шумный, он был ужасно похож на того Волка, что гоняется за Зайцем в культовой серии советских мультфильмов и сделанной по мотивам ностальгической франшизе аркадных игр для «икс-троники».

— Зачем вам солнечные очки? — поинтересовалась ехидная Кейтлин.

— Привычка. Там, на Земле… Поклонники! Поклонницы, хе-хе. Знаете… Это все, конечно, очень мотивирует, это внимание, да… Но, с другой стороны, вы знаете… Иногда так хочется остаться наедине с самим собой, погрузиться в себя… Впрочем, думаю, здесь мне излишнее внимание не грозит, хе-хе…

Он стащил очки с носа и попробовал ослепить нас своей улыбкой.

Белла не сдержалась и одарила меня красноречивым взглядом.

Стало жарко щекам. Я хотела пнуть Беллу под столом, но промахнулась. Попала Саймону по колену. Он спрятал ухмылку в стакане с компотом.

Провожать на поверхность режиссера Гуляева вместе с его видеоботами выпало нам с Матвеем. Ирония судьбы.

Кирилл рассыпался в шутках и остротах, болтал без умолку по общей связи.

Матвей хранил трагическое молчание.

Мне было неловко. И немножко грустно.

По дальнему гребню дюны недавно прошел оползень.

Поверхность менялась на глазах. Именно эти, невооруженным глазом видимые изменения ландшафта и приехал снимать Гуляев.

Ландшафт меняется, а значит, завтра-послезавтра и нам предстоит менять место дислокации. Снова в путь.

Дюны «пели» — стонали и гудели, попадая в резонанс с колебаниями породы — предвестниками новых оползней и лавин. Снова и снова. До бесконечности — пока не иссякнет вся потенциальная энергия этого пыльно-льдистого океана.

Марс будто говорил с нами. Как призрак из викторианских романов, заунывными стенаниями желающий выпроводить непрошеных гостей из пределов своего заплесневелого особняка. Камни и дюны, привыкшие к вековечным сумеркам, роптали, противились нависшей воздушной армаде. Той, что обрушила на планету свои мощные, точечные, тщательно спланированные удары, разбудив, растревожив ее сонную оцепенелость.

Не надейся, дружище. Так просто ты от нас не отделаешься. Мы пришли сюда надолго. Насовсем.

— Солнце, — сказал Матвей.

С жужжанием повернулись камеры, закрепленные на видеоботах Кирилла. Водруженные на высокую ходовую часть, снабженную шестеркой высоких колес, растопырив крылья солнечных батарей, застыли. Длинными шеями штативов и вытянутыми клювами объективов они походили на изящных металлических цапель.

Мы все — и люди, и видеоботы — стали глядеть на северо-восток.

Сквозь пылевую взвесь едва пробивались первые робкие лучи. Солнце казалось крошечным и малиновым. Небо — темно-сливовым, зловещим.

В тучах изредка мелькали яркие отсветы, призрачные зарницы — кое-где, в районах, близких к экватору, еще продолжалась метеоритная бомбардировка.

Мы молчали, глядя на небо. А вокруг кружили видеоботы, искали удачные ракурсы, скрипели толстыми шинами по пыли и осколкам породы.

Марс менялся на наших глазах. Мы менялись вместе с ним. Где-то внутри.