Октавия Батлер - Рассвет

– Я здесь.

Женщина выступила вперед. Она уже успела смыть с лица большую часть крови и старалась выглядеть так, словно ничего не случилось. Такова была Элисон. Никогда и ни в чем она не теряла хладнокровия и рассудительности, всегда старалась проявить себя только с лучшей стороны.

Лилит кивнула.

– Отлично, вижу ты в полном порядке.

– Да. Юлагодарю тебя.

Элисон помолчала.

– Какой бы не оказалась правда, Лилит, я все равно благодарна тебе за то, что ты для меня сделала, но только…

– Что «только»?

Элисон поглядела себе под ноги, потом заставила себя поднять глаза на Лилит.

– Знаешь, по-моему вежливой формы для такого вопроса просто нет, так что ты уж не обижайся. Скажи, Лилит, ты – человек?

Глядя на Элисон, Лилит пыталась найти силы пробудить в себе ярость, но почувствовала только усталость. Сколько раз еще ей придется отвечать на такой вопрос? И для чего ей все это нужно? Разве еще один ответ сможет кого-то переубедить?

– Вижу, что для вас все стало бы гораздо проще, если бы я оказалась нелюдью, – ответила она. – Подумай сама. Не будь я человеком, разве стала бы я защищать тебя от этих насильников?

Снова повернувшись к своей комнате, чтобы уйти, она остановилась, и вспомнив что-то, обернулась.

– Завтра я Пробужу еще десять человек. Это будет последнее Пробуждение. Нас станет сорок.

Некоторые люди начали сторониться ее, другие наоборот, изъявляли желание встать на ее сторону. Некоторые избегали Лилит, потому что боялись ее – боялись того, что она нечеловек или недочеловек. Другие шли к ней, так как считали, что победа будет на ее стороне. Эти другие, не имея представления о том, в чем будет заключаться победа, при любом исходе полагали, что лучше находиться на ее стороне, чем на стороне ее врагов.

Ядро ее группы, Джозеф, Тэйт и Габриэль, Леа и Врей, оставалось прежним. В ядре группы Питера произошли перемены – к ней добавился Виктор, сильная личность, Пробужденный, сравнительно с многими другими, довольно давно. Пример Виктора увлек нескольких людей из вновь пробужденных последовать за ним.

На смену самому Питеру встал Курт. Выхаживающий сломанную руку, Питер сидел в своей комнате по целым дням один, редко показывался снаружи, был молчалив и хмур. Так или иначе, Курт был более сметлив и физически производил лучшее впечатление. Если бы у него хватило энергии выдвинуться с самого начала, наверняка не Питер, а он стал бы вожаком.

Рука Питера распухла и двое суток сильно болела, не давая ему покоя ни днем, ни ночью. В ночь на третьи сутки Питер был чудесно исцелен. Он проспал почти полдня, пропустил завтрак, а когда проснулся, с удивлением обнаружил, что его рука срослась как новая – что его скорее испугало, чем приятно поразило. Два дня, проведенных со сломанной рукой, принесли с собой столько мучений и боли, что он просто не мог думать об этом как о чьем-то ловком трюке. В течение всего этого времени он щупал кости своей руки – рука его была сломана, и перелом был серьезный. Все, кто приходил навестить его, в один голос теперь утверждали, что сами, своими глазами, видели, как были смещены под кожей на руке Питера концы сломанных костей, как страшно опухла его рука, как тревожно изменился цвет кожи в месте перелома. О том, чтобы Питер смог использовать эту руку в течение ближайшего времени, не могло быть и речи.

Теперь все без исключения во все глаза рассматривали совершенно здоровую руку, без следов повреждения, обычную нормальную руку, движения которой были легки и не причиняли боли. Дружки Питера смотрели на него с суеверным страхом.

В тот же день после обеда Лилит объявила общее собрание, на котором рассказала кое-что, несколько тщательно обдуманных и заранее выверенных историй из своей жизни среди оанкали. Питер не изъявил желания присутствовать и слушать ее.

– Зря ты не остался – тебе более, чем остальным, было бы полезно послушать, о чем я говорила, – сказала она ему позже. – Потому что, как бы ты не подготовил себя к любой неожиданности, вид оанкали все равно потрясет тебя. Ты задумывался о том, почему твоя рука исцелилась ночью? Оанкали выбрали время, когда ты спал, чтобы не испугать тебя до смерти своим видом. В твоем недавнем состоянии ты мог концы отдать от страха.

– Передай им мои благодарности, – пробормотал Питер.

– Они ждут от тебя проявления разума, а не изъявлений благодарности, – ответила она. – Они хотят – и того же самого хочу я, – чтобы ты набрался столько знания, чтобы его хватило для выживания на Земле.

Услышав такое, он уставился на нее с гримасой такого глубокого отвращения, что его лицо едва возможно было узнать.

Покачав головой, она продолжила тихо:

– Я причинила тебе боль только потому, что ты хотел причинить боль другому человеку. До сих пор никто и никогда в твоей жизни не причинял тебе боли, я уверена в этом. Оанкали спасли тебе жизнь. Когда наступит срок, они отошлют тебя обратно на Землю, для того чтобы ты смог устроить там новую жизнь.

Она помолчала.

– Всего лишь немного разума, Питер. Немного терпения.

Поднявшись, она повернулась, чтобы выйти от него. Питер так ничего и не сказал ей, только смотрел на нее полным презрения и ненависти взглядом.

– Теперь нас здесь стало сорок три человека, – сказала она. – Оанкали могут появиться в любой момент. Советую подумать и воздержаться от любых выходок, в результате которых ты можешь остаться один.

Покидая Питера, она надеялась, что заставила его задуматься. Надеялась, но не верила в это до конца.

Через пять дней после чудесного исцеления Питера в пищу для ужина был подмешан какой-то препарат, транквилизатор.

Лилит никто не предупредил. Она ела вместе с остальными, сидя в стороне рядом с Джозефом. Поглощая ужин, она чувствовала растущее ощущение приятной истомы, особого комфорта, который навевал ей воспоминания о…

Мгновенно опомнившись, она села прямо. Похожее чувство до сих пор она испытывала только будучи вместе с Никани, вошедшим в ее нервные связи.

Сладкий туман предчувствия мгновенно испарился. Ее тело стряхнуло с себя оцепенение, и она снова была полна внимания. Неподалеку от нее люди продолжали разговаривать друг с другом, тут и там раздавался смех, быть может чуточку более громкий, чем прежде. Смех не прекращался, хотя раньше он бывал тут не частым гостем. Раньше здесь больше думали о драках, о туманном будущем, о том, что надеяться не на что, и всем, конечно, редко когда было до веселья.

Мужчины и женщины держали друг друга за руки, придвигались друг к другу ближе, были веселы и развязны. Обнявшись, они продолжали свое веселье, наверное впервые со дня Пробуждения испытывая такое безоблачное счастье. Вряд ли кто-то из них ощущал перемену всеобщего настроения, и уж совсем маловероятным было то, чтобы кто-то сумел стряхнуть с себя благодушие, как это сделала Лилит. Никому из них не были знакомы занятия с оолой.