Евгений Константинов - Кабанье урочище

– Ношпа, ты что творишь, гад?

– На лодку бобер забрался! Я его сбил! – закричал в ответ Нешпаев.

– Сзади! – теперь уже крикнула Осока, и мужчины, развернувшись, почти в упор пристрелили еще двух бобров.

Которые, кажется, оказались последними из нападавших на «десантников».

– Они озверели, что ли? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Осока, поднимаясь на ноги.

– А, может, наоборот – очеловечились, – Монокль пнул сапогом ближайшую мертвую тушу грызуна, и все увидели, что его морда в самом деле имеет некие черты человеческого лица. Во всяком случае, глаза у бобра были самые что ни на есть человеческие, причем, не карие, а серые.

– Мистика какая-то, – поморщился Борис Яковлевич, держась за окровавленную руку.

– Хм, заповедник, – прокомментировал Прохор. – От него чего хочешь можно ожидать.

Глава шестнадцатая

Вепрь-гора

– А на материке-то – настоящая война идет. Кто же там воюет, и с кем интересно бы узнать? – обернулся Замор к Павлу.

Они вдвоем дотащили Сэмэна примерно до середины скалы, где, как оказалось, имелась просторная пещера, а на выходе из нее прямо из расщелины скалы текла вода. В пещере же было сухо, пол устилал довольно толстый слой старого камыша, из такого же камыша в углу был сооружен настоящий стог со входом. В похожих стогах Павлу пару раз доводилось ночевать поздним ноябрем на поле близ любимой подмосковной деревни Кобяково, когда он опаздывал на последнюю электричку, следующую в Москву. Помимо стога в пещере были лежанка и что-то отдаленно похожее на стол и два стула. На лежанку Сэмэна и пристроили, после чего сняли окровавленные бинты, которые Замор предусмотрительно отложил в сторонку, промыли егерю рану чистой водой и перебинтовали свежими бинтами.

Пора было отдохнуть и подкрепиться, после чего попытаться наладить связь с Моноклем или кем-нибудь другим, а для этого, наверное, лучше всего залезть на вершину горы.

Пока Павел разворачивал завернутые в фольгу бутерброды и открывал консервы Замор без разрешения, открыл и выпил еще одну из двух оставшихся банок пива. Бросил взгляд и на фляжку со спиртом, но Павел демонстративно убрал ее во внутренний карман своей куртки.

– И кто там, на материке сейчас за главного? – поинтересовался Замор.

– Вообще-то в это время у нас должны проходить соревнования по рыбной ловле, – сказал Павел. – И за главного судью в этих соревнованиях – Петр Васильевич Нешпаев…

– Ношпа? – вскинул кустистые брови Замор и перевел взгляд на Сэмэна.

– Он самый, – кивнул егерь. – Наш рукастый Ношпа.

– Почему – рукастый?

– Как почему? А-а-а, ты же, наверное, не знаешь, – ухмыльнулся Сэмэн. – Ему здесь, в заповеднике рыба правую руку отъела. Зато Ношпа один из немногих, кто во время вспышки выжил.

– Вспышки? Ты имеешь в виду…

– Имею в виду тот самый вечер, когда ты со своими подельниками решил Лебяжье озеро током пробить.

– В тот самый вечер… – поскреб затылок Замор. – Ну, я-то знаю, почему сам выжил. А – Ношпа?

– Говорят, потому что водяры выпил прилично вместе с Евдокимычем.

– Я тоже в тот вечер трезвым не был, да и никто из моих дружбанов никогда трезвостью не отличался. Однако и лодки наши, и все люди растаяли в воде, почему-то резко изменившей цвет. Растаяли, словно кусочки сахара в кипятке…

– Все – за исключением тебя.

– Меня чудо спасло. Вернее, одна штуковина…

– Уж не кабырыба ли? – вспомнил Павел сегодняшний короткий рассказ Лёвы, прозвучавший незадолго старта.

– А какая она, эта как бы рыба? – Замор подозрительно посмотрел на рыболова. – Погоди-ка, минутку, – он метнулся в шалаш и тут же вышел из него, держа что-то у себя за спиной.

Павел положил палец на спусковой крючок.

– Да нет у меня оружия! – повысил голос Замор. – Там вещица одна, я проверить хочу. Так что это за как бы рыба?

Журналистская память вновь не подвела знатного рыболова, и он рассказал подробности, выведанные своим другом у Евдокимыча, одурманенного специальной сигареточкой.

– По слухам это такая фигурка деревянная с телом рыбы и кабаньей мордой. Эту фигурку Нешпаев в лодку главаря браконьеров подбросил. Катаклизм случился, как только начался дождь, и кабырыба намокла.

– Думаешь, она? – после недолгой паузы Замор показал «гостям» необычную фигурку, и Павел сразу догадался, что если и существует кабырыба, то – вот она. Почерневшая от старости причудливая фигурка с рыбьим телом, обладающим широким раздвоенным хвостом, высоким и колючим спинным плавником и кабаньей мордой с торчащими клыками.

– Скорее всего, да, – не стал мудрить Павел. – Хочешь сказать, что ты спасся именно благодаря кабырыбе! Но, каким образом?

– Каким образом? – Замор устало присел рядом с Сэмэном, молча слушавшим разговор, и слегка толкнул его кабырыбой в бок.

– Много тогда народу в Плоском знали о нашей вылазке?

– Лично я не знал, – прикрыл глаза раненый. – Это уже потом, после вспышки, когда ваши бригады исчезли, всем стало известно от родных и знакомых, что ты глобальную операцию на Лебяжьем озере затеял. Получается, кто-то из твоих подельников заранее и стуканул о ней Ношпе, либо Евдокимычу. Вот они и приняли решение. И если честно, Замор, будь я в курсе, составил бы Ношпе компанию. Уж больно вы с рыбой не по-человечески обращались.

– Хм, не по-человечески! Рыба – она всего-навсего рыба.

– Была простой рыбой, – возразил Сэмэн. – Ты бы знал, чего мне за годы после вспышки в заповеднике наблюдать приходилось.

– Ты бы знал, чего мне на этом острове пережить довелось!!!

– Подождите, мужики! – прервал начавшуюся, было перепалку Павел. – Вы, Замор, для начала о своем спасении расскажите.

– Чего там рассказывать. У нас ровно десять лодок было – по два человека в каждой. Приперлись сюда, под Вепрь-гору. Распределились большой подковой, концы которой, чтобы понятней – крайние лодки у самого берега остановились. Моя, кстати, лодка по центру была, от берега дальше всех остальных. По моей команде опустили в воду провода, включили ток. Все, как обычно, можно сказать, рутинно. И тут…

Как сейчас помню. Только первые капли дождя упали, как все вокруг вспыхнуло синеватым таким цветом, словно в воду одновременно несколько молний ударило. Я еще успел подумать, что произошло это из за тока от наших электроудочек. А получается, во всем кабырыба была виновата. Ну, Ношпа, ну удружил…

– Так, что дальше-то произошло?

– Говорю же, – Замор зажмурился и зашептал еле слышно. – Все очень быстро начало таять, весла, днища и борта лодок, все наши электроприборы. Кто-то пытался к острову грести, да куда там. Никогда не забуду вопли моих дружбанов. Я и сам орал, словно резаный, особенно, когда в воде очутился и понял, что сейчас-то мне и кирдык. Но тут вдруг ощутил под рукой что-то твердое и, вроде бы, таять не собирающееся. Я за это твердое ухватился, и оно меня напрямик к острову потащило, да так быстро, словно торпеда. На берегу острова я утром и очнулся – вот с этой кабырыбой в руке.