Анна Бильченко - Полет над грозой

Роншфельд обернулся. В его глазах мелькнула ярость, едва не заставившая сердце Майкла остановиться. Адмирал, напротив, был на вершине триумфа.

— Руди, я прошу тебя, — прошипел Моррис. — Не вмешивай личное в дела, которые касаются судьбы всего человечества. Цвайфель был опасен во времена Черной эры; сейчас его лишили всякой власти. Без пяти Координаторов мы не сможем ничего предпринять в том случае, если нам придется восстановить земную историю.

Третий раунд тишины стал победным для Морриса. Обезоруженный молчаливым единодушием, Ронштфельд вернулся к четырем Координаторам, и окажись он наедине с Майклом, тот не дал бы и гроша за свою жизнь.

— Сынок, ты подписал себе смертный приговор, — по-прежнему улыбаясь, шепнул адмирал. — Рудольф тебя уничтожит. Прости, но ослабить веревку на твоей шее я не смогу.

— Спасибо за участие, — бледно улыбнулся Майкл. — Думаю, у него не получится.

— Зиггард Цвайфель, — произнес глухой голос Ронштфельда.

— Он здесь, — смеясь, ответил Зиггард.

Этот хриплый смех был единственным, что нарушало тишину. За прошедший час облик Зиггарда заметно изменился: усталость исчезла, лицо вновь казалось открытым и немного детским из-за больших голубых глаз. Поверить в то, что эти руки еще недавно сжимали "флейту", помог бы только шрам на щеке, изогнувшийся в болезненно-белую линию, когда Координатор с хищной улыбкой навязал Ронштфельду рукопожатие.

— Руди, дружок, — отчеканил он. — Давно не виделись, вижу ты процветаешь…

Ронштфельд молчал. Зиггард сжал его ладонь еще крепче, до металлического скрежета в пальцах. Его боялись, Майкл видел это по бледным лицам офицеров. Даже Моррис взглянул на Цвайфеля с опаской, прежде чем произнес:

— У нас есть важные дела, господин заместитель.

— Иду, — глухо ответил Ронштфельд.

— Боец, — сказал Зиггард, подмигнув Майклу. — Ты сегодня герой.

Майкл нервно пожал плечами, не найдя, что ответить.

— Столько моих давних друзей… — посмеиваясь, заметил Координатор. — Чувствуешь себя почти как дома, черт возьми.

Время шло. Время уходило в неизвестность, отметая все больше шансов избежать катастрофы. Рядом с Майклом, который остался в тени машины, чтобы не попадаться на глаза Ронштефельду, сидел майор космической разведки, Вэйн. Сквозь ладонь, лежавшую на его лице, изредка доносился едва понятный шепот.

— Паршиво все это… — сказал Майкл, не отрывая взгляд от проекции.

— Что? — переспросил Вэйн с опозданием в несколько секунд. Сухость тона, выражавшая высокомерие, с которым воины КС и КР обычно относились друг к другу, исчезла без следа.

— Если за дело берутся Координаторы, ничего хорошего не жди…

— Да… точно… — вздохнув, ответил Вэйн.

— Послушай, майор, — продолжил Майкл. — Ты разведчик, ты должен знать: почему вместо судьбы планеты Ронштфельд печется о каком-то межпланетном договоре?

— Это не договор… скорее, неписаный закон. Мы не знаем, сколько войн пережила эта Галактике с момента ее появления. Вполне возможно, что когда-то здесь была война таких масштабов, что враждующим цивилизациям пришлось искать сдерживающий фактор, чтобы окончательно друг друга не уничтожить. Поэтому они приняли пакт о ненападении на планеты противника. В крайнем случае, планету могут аннексировать на условиях капитуляции, но уничтожить — никогда. В Галактике не так уж много планет, пригодных для жизни. А кто согласится даже ради военных побед прозябать на космических станциях или, скажем, на Меркурии?

— Что, если ракеты — это всего лишь провокация? Повод начать новую войну?

Вэйн пожал плечами.

— Любая провокация должна быть соразмеренной. Если одна из трех наций Галактики начнет уничтожать планеты — а тем более, с такими прекрасными условиями, как Земля, — то есть все шансы, что другие поддержат не их, а жертву нападения, чтобы исключить подобные происшествия на своей территории. Заместителю главкома важно знать, кто именно хочет взорвать нашу планету, чтобы — если мы выживем — знать, к кому обращаться за помощью.

— Но это же ракеты, а не космическая флотилия! Неужели у нас нет средств защиты?

— Двадцать ракет — это абсурд, — развел руками Вэйн. — От удара такой мощности не спасет ничего, если даже трех для уничтожения планеты вполне достаточно. Я бы спросил другое: какому психу понадобилось устраивать мясорубку, в которой погибнут миллиарды? Может, тебе как бывшему летчику, будет не очень приятно это слышать, но сейчас мы можем померяться силами только с киноидами. Остальным — алленам и даркам — нет никакого смысла устраивать с нами войну. Мы им не угроза и не конкуренты.

— Выходит, ракеты взялись из ниоткуда? Просто выпали из черной дыры?

— Я бы так не сказал… — бледно усмехнулся майор.

— Почему?

— Ракеты системы AVES, — произнес Вэйн, понизив голос, — это земные ракеты.

— Как земные?..

— Это наши ракеты, их делал Джо Авес, крупнейший оружейник космической эпохи. Проблема в том, что за всю историю этого типа вооружений у нас было сделано от силы три-пять ракет…

— Ничего не понимаю.

— Я тоже, — вздохнул майор. — Поднять архивы, переосмыслить технологию, в конце концов, выстроить огромный завод и несущий сверхмощный флагман… Кто бы ни взялся за это дело, он должен быть и миллиардером, и гением…

— Главнокомандующий! — выкрикнул солдат, дежуривший на входе.

— Сколько у нас времени? — коротко бросил главком. Приход великого стратега вдохнул немного надежды в сердца отчаявшихся.

— Не больше пяти минут, — ответил Моррис. — Оборонительные станции не сбили ни одной ракеты… да и щит вряд ли выдержит…

— И это все, что вы сделали? — холодно, без единой лишней эмоции, спросил Юджин.

— Я, — произнес Моррис, чей тон стал на удивление мягким, — предложил созвать Координаторов… на случай худшего…

— Которых из?

— Всех.

Юджин обернулся, и его взгляд мгновенно отыскал Зиггарда. Цвайфель щелкнул пальцами, над которыми завис маленький огонек, и зажег сигару со всей возможной беспечностью.

— О'Хара, — проговорил он, — был так любезен, что вступился за меня. Какая поразительная гражданская сознательность, не правда ли, сэр?

Майкл чувствовал, как дрожь охватывает его спину. Зиггард провел окончательную линию фронта, втянув его на свою сторону, слишком бесцеремонно и слишком поспешно. Взгляд Юджина полоснул его, словно невидимое лезвие; он не был изучающим, даже не осуждающим, — это была короткая вспышка гнева, мгновенно подавленный всплеск неясных чувств. За всю свою жизнь Майкл ни разу не говорил с главкомом, но жутковатое ощущение, что все его мысли, все то, что скрыто, забыто и оттеснено в самые темные уголки сознания, оказалось доступно другому, преследовало его и после того, как Юджин повернулся к проекции.