Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год

1. 1962

Полузабытый, полуисчезнувший в прошлом сон. Я простерт на непонятном ложе. Неясно помещение, где я нахожусь, хотя отчетливо работают память и сознание. Последнее чувствуется как-то особенно четко, даже подчеркнуто четко. Все остальное состоит в том, что мое тело напоминает разлагающийся труп со смрадным запахом (которого до сих пор я слышать нигде не мог, но который, уверен, зловонит именно так) и всеми остальными “принадлежностями” мертвеца. Только одно продолжает оставаться как постоянная величина - мозг, работающий как часы. Я в полном сознании, но оно тяготится тем, что жить мне, видимо, осталось совсем недолго. (Как сумел я сохранить его до смерти чистым, не знаю, хотя мне и подсказывается мысль, что смерть моя может быть и ранняя).

Мною владеет одно ощущение - неуправляемого тела. Оно почти прах, а может, и совсем прах, только живое сознание не дает мне проникнуться полным реализмом мертвеца.

2. 1963

Около ворот старинного монастыря течет бесчисленная толпа простого люда. Поздний вечер, по глухой темени даже ночь раннего лета, но ни тепло, ни холод не заметны. Я нахожусь у самых ворот в толпе, движущейся одновременно в монастырь и из него. Я в темном современном костюме,.но никто не замечает меня, не обращает на мою другую чуждую всем одежду ни малейшего внимания, будто меня нет. Глаза и души идущих устремлены к предмету своей цели - монастырю. Я лишь угадываю его громадные размеры, потому что не вижу ничего, кроме занимающей меня толпы, распахнутой створки ворот, где крестящиеся целуют образ богоматери, и кусочков черного неба с монастырской стеной. Вокруг - неизвестно чем освещены - одни напряженные, сосредоточенные лица. Одетые в длинные пепельно-серые рубища, опоясанные веревкой, люди шумит шарканьем своих ног, говором, который я не пытаюсь услышать или падять, ибо чувствую живую плоть этой толпы в духовном озарении. Разглядывая людей, я замечаю, что тоже куда-то двигаюсь; а после этой мысли мое движение становится еще энергичнее, направленнее, хотя я по-прежнему не знаю, куда и зачем иду. Вместе с толпой я прошел одну маленькую улочку, затем другую, отделился от людей, направляясь туда, где никого не было, и наконец оказался в начале длинного тупика, расположенного между монастырской стеной и какими-то каменными строениями. Не понимая, что и куда меня влечет, но повинуясь велению, я уходил все дальше и дальше от улицы в глyбину пустынного тупика. Я дошел почти до конца его, как что-то заставило меня посмотреть налево - на крепостную стену. Когда я приблизился, то на уровне своих глаз увидел картину (или икону) с изображением распятого Иисуса. И вдруг крест вместе с ним сделался выпуклым, отошел от стены и живой Христос задвигался, зашевелился в муках, а с рук его закапала кровь… И в ту же секунду я подумал: “Наверно, когда-нибудь я приду к Христу…”

3. Ноябрь, 1967

Я нахожусь в подземном ходе, оканчивающемся тупиком.

Сзади меня, в стене тупика, лежит Нечто, что очень важно не только для других, но и для меня самого. В руках у меня пистолет, и я знаю, что буду стрелять в любого, кто посягнет на это Нечто. Передо мной, метрах в двух, от одной стены к другой проведена черта, через которую я не позволю переступить никому.

Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я стал охранять, но только в какую-то минуту из-за поворота слева, метрах в десяти от меня, появилась девушка. Сначала она кажется мне незнакомой, но у самой черты я узнаю в ней Л. Л.

Я поднимаю пистолет и громко предупреждаю, что если она попробует переступить черту, я выстрелю. Она никак не откликается на мои слова, и я опять громко предупреждаю ее. Наконец, продолжая мило улыбаться, она приближается к самой черте, останавливается, открывает сумочку и… достав пистолет, стреляет в меня. Пораженный в грудь, я падаю плашмя на землю и, чтобы не потерять сознание - из груди около сердца хлещет кровь, и горячее влажное тепло пропитывает рубашку,- прижимаюсь к холодному камню. Когда холод его начал действовать и головокружение приостановилось, я смог приподнять голову: защелкивая сумочку, будто закрывая там что-то, Л. Л. проходила обратно. Собравшись с силами, я поднял правую руку и выстрелил. И в то же мгновение, когда Л. Л. стала медленно оседать наземь, меня пронзает мысль: “Как я мог выстрелить, ведь пистолет был не заряжен?

И кто тогда его зарядил?…” И эта мысль, будто вспышка, в последний раз озаряет уже потухшее сознание…

4. 18 апреля 1973

От самого начала сна помню реку - глинистую, неспокойную, мутную; то с пологими, то с обрывистыми берегами, с ярким солнцем и с плывущими по ней в широкой лодке двумя слонами: слонихой и слоненком. Я нахожусь далеко от них, в медленно плывущей по течению узкой лодочке, их не слышу, но вижу совершенно отчетливо (и без очков). Слева, из маленького притока, выносит в реку почти подобную слоновьей, но немного шире, лодку, заполненную людьми. Она пытается повернуть в реку (по направлению ко мне) перед слоновьей лодкой, и это ей временно удается. Но то ли лодка не успела набрать скорости и слоновья ударилась о нее, то ли слон смог захватить ее хоботом (вдоль всей лодки с людьми лежал похожий на бревно широкий и длинный брусок дерева), но только они столкнулись, слоны рассвирепели и попытались разбить ее. Лодке удалось отплыть, и она ударилась в правый от меня и пологий берег. Рассвирепевшая слониха вышла на тот же берег. Лодка вместе со слоненком исчезла. Я подумал, что слониха их сейчас сомнет, но она провалилась - под песком была трясина или слон был слишком тяжел для такого берега. Но каким-то образом слониха сумела подняться на задних ногах, приблизиться к лодке с людьми и обрушиться всей своей тяжестью. На месте лодки поднялся фонтан воды, как от взрыва, потом взлетели обломки, а огромное бревно встало -почти вертикально…

Я по-прежнему видел все совершенно отчетливо, хотя все происходило беззвучно. На мгновение мне стало жаль беглецов, но мне показалось, что они от кого-то или от чего-то спасались.

Потом картина меняется, и я вижу прекрасный берег изгиба реки. Около меня - я продолжаю плыть, стоя в маленькой лодке,- пологий склон берега уходит от воды направо и налево, а впереди река очень сильно сужается - почти до комнатных или театральных размеров. (Хотя она и около меня не очень широкая, то есть больше похожая не на реку, а на искусственный ручей). Впереди же, недалеко от меня, он сильно суживается, входит в крутые, совершенно отвесные берега и исчезает за правым берегом. Но что больше всего меня поражает - это изумительный по красоте вид этой местности, особенно реки, берегов. Я упиваюсь этой красотой и все время имею в виду ее как божественную, потому что никогда-никогда ничего подобного не видел. Моя лодка подплывает перед поворотом реки к крутому берегу, от которого вверх бежит неровная тропинка.