Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год

– Да пойми - мне некогда! - я выходил из себя.- Сегодня я должен написать рекламный плакат: “Любите прекрасное”. Если я этого не сделаю…

Мой двойник усмехнулся:

– Как ты некрасиво и равнодушно пишешь! Да, кстати, людям нужны не рекламные плакаты о прекрасном, им нужна сама красота! Если бы ты был подлинным творцом и творил прекрасное, этого бы хватило, чтобы оправдать твою жизнь!

Я рассмеялся.

– Вот ты творишь прекрасное, а кто понимает созданные тобой шедевры? Люди-то ценят картины, которые сейчас в моде.

– Ты говоришь о тех, кто выше всего ставит сытость, о тех, в чьих душах - пустота. А я творю для того, чтобы сеять семена цветов в пустыне…

– Сытые не поймут твоего искусства, они посмеются над тобой…

– Ты не прав. Не все окаменели душой. Но оставим этот разговор. Посмотри лучше на горизонт! Краски уже потускнели, еще немного - и они исчезнут!

Я равнодушно смотрел на небо: - Все эти оттенки, так удивившие тебя, мне кажутся серыми…

– Потому что у тебя искусственные глаза?

– Да.

– Зачем ты приобрел их?

– Они избавляют человека от усталости, облегчают жизнь.

– Ты боишься жизни?

Его вопросы раздражали меня и вместе с тем будили нечто похожее на угрызения совести.

– Иди, не сбивай меня с дороги,- бросил я двойнику в гневе.

– Тебя уже сбили с истинного пути, но я хочу тебе помочь. Ты должен вернуться к настоящему…

– Не мешай! Ты расплещешь краску, которую я несу.

– Черную!

Он резко остановил меня, посмотрел прямо в глаза.

– Ты не художник. Ты… ты…

Несколько месяцев он не попадался мне на глаза.

Откровенно говоря, я боялся двойника. Отчего, отчего он преследует меня, отчего не дает жить спокойно, ни о чем не заботясь?

Он появляется тогда, когда я вспоминаю детство, и тогда, когда я беспечно веселюсь с друзьями. Появляется худой, изможденный. Может, это оттого, что его гложет неведомое мне горе!

Нас связывают с ним какие-то таинственные нити. Чем выше поднимался я по служебной лестнице, тем жалостнее выглядел он. Стоит мне получить большой гонорар - он впадает в нищету, собирая на кусок хлеба. Чем богаче и элегантнее мои костюмы, тем больше заплат на его ветхой одежде.

Но пусть он пеняет на себя! Попал под влияние красавицы Дурданы - лишился спокойной жизни! И все из-за какого-то вдохновения, каких-то мифических принципов. Ему не понять, что главное в жизни - преуспевать!

И вот он, моя Совесть, снова передо мной, словно призрак.

Пришел поздравить меня, значит, и себя, с сорокалетием. Не забыл… А вот я уже стал его забывать. Легко без совести.

А он буквально читал мои мысли:

– Хочешь знать, зачем я пришел? Знай: тебе уже сорок лет! Зрелая пора жизни. Можешь ли ты сказать, что уже сделал что-то во имя великого искусства? Уверен ли ты, что люди будут помнить о тебе, о твоем творчестве?

Я постарался рассмеяться как можно беспечнее:

– Послушай, правдоискатель! Все восхищаются моими картинами. Критика считается с моим мнением. У меня появилось много учеников. И все они любят и уважают меня.

– Как ты наивен,- ответил двойник с горечью.- Да тебя просто боятся. В лицо тебя хвалят, восторгаются твоими ничтожными творениями, а за твоей спиной смеются над ними. Ведь ты, сознайся, в душе смеешься над тем, что публично расхваливаешь! И так вы все лицемерите!

– Хватит! - разозлился я.- Не болтай глупостей! Ты всегда завидовал мне, моему росту - отсюда все твои сентенции!

– Это верно, слава твоя растет… А ты опускаешься все ниже и ниже…

– Замолчи,- закричал я, не в силах больше сдерживаться.- Ты лишь моя тень, жалкое мое подобие!

Он расхохотался впервые за много лет.

– Да знаешь ли ты, что я твой талант и совесть?! Ты не дорожишь своим талантом и потерял его. Я возвращался к тебе вновь и вновь, но ты гнал меня прочь! Так прощай же… Больше ты никогда не встретишь меня.

Он ушел…

Михаил ФЫРНИН. СНОВИДЕНИЯ

(Записки сновидца)

Перед читателем - сорок девять сновидений, увиденных примерно за двадцать восемь лет, начиная с 1962 года, когда сновидцу минуло семнадцать лет. Для записок отобраны разные картины, чтобы читатель мог сравнить их со своими и получил представление об их живой стихии.

Для постороннего глаза в них не хватает биографии сновидца (для одних - художественной, для других - документальной), которая могла бы связать их в одно целое- картину или повесть о человеческой жизни, освятив ее смысл причудливым светом иного мира. Без биографии, то есть без фактов, судить о сновидении почти что значит - судить о произведении искусства без истории человечества. И хотя мы знаем, что произведения искусства рождаются в сплетении судьбы автора, действительности и некой третьей таинственной силы, которую люди часто называют просто талантом, тем не менее искусство не нуждается в оправдании себя действительностью, ибо имеет свои законы, а значит, и свою причину существования.

Сновидение, думается, также не может и не должно претендовать (как и произведение искусства, ибо природа их, их источник представляются идентичными) на полное объяснение реальностью, потому что оно не сводимо в принципе к реальности. Хотя сновидение, как любое другое фантастическое явление, есть, видимо, следствие некоторой причины, оно тем не менее представляет собой явление, развивающееся самостоятельно и живущее по собственным законам. Одним из них является то, что сновидение несет в себе не только последствия неизвестной причины, но и нечто иное, что не может быть переведено на другой язык вообще. Ведь суть сновидения в самом сновидении, а не в “способе” получения его из действительности. Только анализируя содержание огромного множества сновидений (их сюжет, образность, философию), мы можем понять и смысл их в человеческой жизни.

То, что происходит в произведении искусства условно, в сновидении наполняется физическим смыслом происходящего, то есть не эффектом физического присутствия, а самим буквальным присутствием. Время и пространство - и это, пожалуй, - одно из поразительных свойств плоти сновидений, превращающих сон в настоящую- машину времени, всегда присущую человеку,- перестают существовать в том земном виде, в каком они обычно для нас являются. Значит, мир сновидений говорит о возможности другой “действительности” (или другого нашего состояния), которая-пусть вторична, пусть второстепенна, пусть зависима от нашего мира (хотя, может, в этом-то и весь вопрос, вся загадка), но она есть, и мы каким-то непостижимым образом нуждаемся в ней. Как в физическом мире существует многомерность и многомирность, так и в сознании нашем, возможно, повторяющем строй целой Вселенной, ее колоссальный масштаб и фантастическую сложность, есть это свойство перехода в разные состояния, как бы пульсация от простого к сложному, от реального к мистическому, от бытия к небытию.