Евгений Прошкин - Механика вечности

Колян лишь натужно усмехнулся, показав красные от крови зубы. Он открыл дверь и кулем вывалился наружу. Куцапов умирал — теперь уже по-настоящему, без бравады и прибауток, с ужасом, с отчаянием.

Из глубины двора к нам устремились трое мужчин. Их мощные фигуры сочились яростью и жаждой мщения, но мои мысли были заняты только Коляном — если его поднять, то он, возможно, проживет пару лишних минут. Да разве они могут быть лишними!

— Щас удавлю пингвинов! — проревел младший Куцапов, предвкушая сатисфакцию.

Шлепанцы он успел сменить на ботинки с золотыми пряжками, а спортивные штаны — на легкие, слепящей белизны, брюки. Когда он подбежал, я усаживал Коляна, поэтому, кроме ног, ничего не видел. Золотая пряжка размахнулась, намереваясь врезаться мне в живот, но замерла и медленно опустилась. Куцапов-старший прислонился к поцарапанному крылу и открыл глаза.

Сходство было фантастическим. Немного морщин, чуть-чуть седины — вот все, что их отличало. Не считая двадцати пяти лет, прожитых в оккупации.

Куцапова тут же подняли и понесли к дому — не суетясь и не задавая вопросов, словно эти люди каждый день с кем-то прощались и знали цену последним секундам.

Его положили на кровать, и светлое покрывало, испачкавшись в сгустках свернувшейся крови, обратилось во что-то больничное, равнодушное к чужому страданию.

— Вон, — тихо сказал Куцапов-старший.

Он не мог себе позволить многословия, ведь ему еще предстоял разговор с собой — самый важный разговор из всех, что выдаются в жизни.

Мы перешли в соседнюю комнату — я и двое крепких парней, которые уселись возле двери с намерением продержать меня здесь столько, сколько потребуется. В одном из них я узнал Кешу, медлительного увальня, выводившего Коляна из кафе. Возможно, именно ему я был обязан тем, что на моем животе не дырка, а всего лишь царапина, но сам спаситель меня не вспомнил.

Качки демонстративно молчали, давая понять, что, пока мой статус и роль в этой истории не установлены, никакого контакта не состоится. Мне оставалось надеяться, что исповедь Куцапова будет истолкована правильно и меня не вынесут из квартиры в четырех сумках.

Парни умело давили на меня взглядами, они могли быть как телохранителями, так и убийцами — в этом вывихнутом мире ни за что нельзя было поручиться. Прежде мы ходили по разным улицам, отоваривались в разных магазинах, смотрели разные фильмы — наши планеты летели рядом, но их орбиты никогда не сходились слишком близко. Теперь же я сидел в обществе этих мордоворотов и мучился предчувствием, что мне придется как-то налаживать с ними отношения, ведь я здесь остался совершенно один.

В углу стоял телевизор — целый домашний кинотеатр, собранный наверняка на заказ. Дикторша с пронзительными, чуть раскосыми глазами что-то старательно выговаривала, однако что именно, было неизвестно, поскольку телевизор работал без звука.

Неожиданно на экране возник католический храм, выделявшийся на фоне современных зданий. Оторвавшись от барельефа на стене, камера дала панораму: люди с булыжниками и лениво надвигающиеся на них танки.

Танки, о которых мне рассказывал Петрович. Нет, он говорил о чужих, а это — наши родные «тэшки», радующие глаз приземистой посадкой и фрейдистски поднятыми орудиями. Люк на одной из башен открылся, и из него показалась голова в мягком шлеме. Оператор взял лицо крупным планом, и танкист, будто догадавшись, что его видит вся страна, помахал рукой. Это был молодой человек лет двадцати, обычный срочник, считающий дни до дембеля. Наклонившись, он что-то крикнул экипажу, и ему передали короткий обрезок трубы, похожий на тубус.

— "Шмель"! — азартно крякнул один из парней. — Сейчас он им врежет!

Я не заметил, как охранники увлеклись новостями. Прибавить звук они ленились, их вполне устраивало и немое кино — лишь бы было весело.

Труба раздвинулась на манер телескопической удочки и превратилась в одноразовый гранатомет. Солдат направил его на камеру, и изображение задрожало.

— Ха, очканул оператор! — засмеялись друзья Куцапова.

Танкист широко улыбнулся — мол, не боись, шучу — и повернулся к церкви. В следующую секунду, не раздумывая и особо не целясь, он выстрелил по толпе. И снова посмотрел в объектив, и опять улыбнулся: здорово у меня получилось?

— Нормально! А то гансы совсем оборзели!

— Молодец, братишка, не стреманулся! — принялись делиться впечатлениями благодарные зрители.

По телевизору уже шли новости спорта, а качки все еще обсуждали, «как он им запендюрил». Словно плохо воспитанные дети, бранились, толкались и спорили, как надо садануть из «шмеля», чтобы уложить побольше.

В комнату вошел Колян — я даже не сразу понял, какой из двоих. По лицу тридцатилетнего Куцапова пролегло несколько морщин: от переживаний, от скорби, и самая глубокая, резко очерченная — от гнева.

— Ты, — сказал он, указывая на меня пальцем. — Ты поможешь мне его найти.

— Кого? — с готовностью спросил Кеша.

— Он сам знает.

— Что с тем мужиком?

— Умер, — вздернул брови Куцапов, будто удивляясь подобному исходу.

— Кто это был, Колян?

— Это был… Колян. Это был я.

Парни озадаченно покрутили головами и вдруг расхохотались, безмятежно и заразительно.

— Весело?! — заорал Куцапов. — Вы бы хоть этого перевязали!

— Да кто он такой, чтобы мы об него пачкались?

Колян постоял, переводя взгляд с одного товарища на другого, потом сунул руки в карманы и негромко проронил:

— Пшли отсюда.

— Ты чего, пыхнул там втихую? — растерянно заулыбались они.

— Выметайтесь.

Куцапов принес бинт, пластырь и три пузырька с какими-то снадобьями.

— Вообще ничего ребята. Просто не слышали того, что слышал я, — пояснил он мне.

Он заставил меня скинуть рубашку и занялся царапиной. Прошлого шрама видно не было — кожа на его месте оказалась содранной.

— И что же ты услышал?

— Много всякого. Чтобы подчинялся тебе, как старшему брату. — Куцапов, не прерывая процедуры, посмотрел мне в глаза — никакой иронии, только боль и решимость. — Он сказал, что ты сможешь найти этого Тихона. Найди его, Миша. Ты не пожалеешь.

— Последнее время я только и делаю, что жалею. Вряд ли тебе удастся что-то изменить.

— Я про деньги, — уточнил Куцапов, решив, что я его не правильно понял. — Озолочу, Миша. И то, что он с тобой сделал… я этого не повторю.

— Подставил?

— Он притворялся, что не помнит. Ему было стыдно.

— Коляну — стыдно?!

Куцапов-младший закончил перевязку и передал мне новую рубаху.

— Он ведь не знал, что от тебя будет столько зависеть. Сказал — вся страна. Не представляю, как это.