Ант Скаладинс - ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

Успокаивался и я. Попытался размышлять, что же предпринять, чтобы вырваться на свободу. Спать не хотелось, но и не хотелось уже бежать, красться, угонять аэролеты, не хотелось вообще двигаться, словно бы движением своим я мог нарушить тишину и мир огромного с невысокими потолками зала.

Хорошо, я верю в себя, мне всегда удается задуманное, я вырвусь и отсюда. Что буду делать потом, куда пойду, с кем буду говорить, за кого себя выдавать? Родная Земля, ставшая мачехой, преследует, не любит — под крылом ее нелюбви я изменился, мягкость и самолюбие обтекли с меня, я становлюсь другим, расчетливым и беспощадным. Как жить? С упрямой тупостью цепляться за существование, за свободу — обманывать, красть, скрываться от людей, которых мне так не хватает? Куда деться среди вселенского равнодушия? Ответа я не знал, зато мог предположить, что мои научные преследователи все еще разыскивают меня, чтобы определить в резервацию или учинить долгожданный суд. Они ничего не забывают, по-прежнему, даже сильней, чем прежде, хотят расправиться со мной… Попав на свободу, я скоро, через час или два, насыщусь ею, и она покажется клеткой. Раздвинувшееся вокруг пространство опять станет мне мало, нужно будет бежать дальше. Я снова могу купить паспорт, завербоваться в забытый богом угол, которых мириады, как звезд на небе, но и тогда обнаружу себя. Не могу ничего делать, нигде не могу быть, мне не по душе никакое занятие. Машина не ошиблась, не найдя мою предрасположенность, — ее нет. Я с готовностью могу начать строить здания, или добывать руду, или складывать из отдельных молекул неизвестный материал, или еще что-нибудь, но скоро это наскучит. Окружающие станут подозрительно присматриваться ко мне и гадать про меня в стороне. И решат, что я болен. У меня нет будущего, нет своего дома, мне не на что надеяться. Все, что осталось у меня, — любопытство к жизни. Хочется путешествовать, но не бежать, хочется заглянуть в чужие миры, восхититься ими и устремиться к другим, хочется, чтобы рядом был хоть один человек, который бы понимал меня и которому я был бы дорог.

Но даже папа и мама смирились с неизбежным — память об их несостоявшихся надеждах тяжелым камнем лежит у меня на душе. Конечно же, словно колобок из старинной сказки, я укачусь отсюда, так будет, но что станет со мной потом?..

За низкими продолговатыми окнами начало светать. Лежащая невдалеке большая свинья с черными пятнами на боку повернулась и неторопливо встала на короткие твердые ножки. Приподнялась, шевеля пятачком, и заметила меня. Уставилась прямо в лицо маленькими глазками, вопросительно хрюкнула. Она не могла понять, кто я такой, друг или враг? Должно быть, решила, что я не несу опасности, потому что подошла ко мне и легонько требовательно коснулась пятачком. Я протянул руку и почесал ее за ухом. Глазки ее блаженно закрылись. Она вытянула морду и стала довольно похрюкивать. Я не был ей противен, она хотела стать моим другом. Я был рад, что нашлось на свете хоть одно живое существо, которому бы этого хотелось.

Ночное тягостное настроение прошло, я желал действовать. Нет, они не получат меня. Пусть мне предстоит скитаться, спать со свиньями, есть с ними из одного корыта, но они не получат меня, я буду жить. И пока жив, я — победитель!

За стеной послышался тихий звук мотора и голоса. Я отдернул руку — мой новый друг недоуменно поднял голову, прислушиваясь. Я стал закапываться в сено. Опять появились люди — преследователи и враги.

В щелочку было видно, как метрах в двадцати поползли в стороны огромные створки ворот. За ними, вплотную, стоял большой коричневый грузовик. Задний борт у него был открыт, образовав трап. Значит, не ищут меня, а приехали забирать свиней. Что ж, очень хорошо.

Голоса приблизились, я различил несколько человек, остановившихся на пороге, в свете наступающего дня.

— Выбирайте упитанных, — сказал один, — побыстрей загоняйте, мы и так опаздываем. Из-за этого сгоревшего сумасшедшего можем не успеть к шести на бойню.

— Какого черта он решил устроить фейерверк? — спросил другой.

— Кто их знает. Наверное, он огнепоклонник. Его привезли с границы Заселенных Земель, там все большие чудаки.

Люди в воротах рассмеялись, а я желчно усмехнулся. Я жив — огонь не берет меня.

Двое вошли в полумрак и стали тонкими длинными палочками поднимать свиней и загонять их по трапу в фургон. Я внимательно наблюдал за ними — нужно поймать момент.

Он скоро представился. Одна свинья не захотела подниматься в машину и, внезапно рванувшись, выбежала на улицу. Загонщики бросились за ней.

Я вскочил и ринулся к грузовику. Пробежав по трапу, кинулся в гущу свиней к заднему борту, упал, спрятавшись за ними. Строптивое животное водворили на место, и скоро мы отъехали. В бортах фургона были небольшие щели, и я наблюдал, как машина подкатила к проходной, как охранник перекинулся двумя словами с водителем и грузчиками. Ворота распахнулись — очередной мой побег вступил в завершающую фазу.

Только почему-то с каждым мгновеньем на душе становилось тяжелей. Я сидел, прислонившись спиной к борту, свиньи стояли. Их длинные морды были смирны и тупы. Интересно, здесь ли та, которую я чесал за ухом? Или ей повезло и безмятежное существование ее не оборвется сегодня на бойне?

Ведь их везут убивать. Через несколько часов никого из них не будет — глупых, полных равнодушного ожидания. Их тревожит лишь смена обстановки — никто из них не подозревает о своей участи. Не может подозревать — им крупно повезло. Не повезло мне.

Фургон выехал на пустынную в этот час автостраду и, набрав скорость, ровно заскользил ло блестящей поверхности. Ближайшая свинья, успокоившись, улеглась, — я ощутил ногами ее теплый тяжелый бок.

Ветер свистел по сторонам, но в моем углу было спокойно. Попутчики привыкли к новой обстановке и стали постепенно укладываться.

Хорошо бы ни о чем не думать, лежать в дремоте и ждать, когда откроются ворота бойни, там все кончится быстро. Но я убегаю и буду убегать всегда. Бесцельно, без шансов на успех, но упрямо, упрямо, упрямо… У меня нет надежды, есть тупое упрямство, оно выше доводов разума. Я, едущий в грузовике, знаю — сопротивление бесполезно, мир обложил меня со всех сторон, и кольцо окружения сжимается. Я не сдамся.

Буду кусаться и царапаться, буду бежать, пока есть силы. Мы все здесь, в фургоне, братья — нас ждет одно…

Я улегся на спину, прижался к теплому щетинистому боку и стал смотреть в небо. Печаль пробралась в сердце, бездонная глубина пространства притягивала свободой, но я чувствовал обман голубого пространства. Мне никогда не достичь его.

Небо было изменчиво, плыли по нему легкие белые облака, они принимали разные формы, причудливые — я усмехнулся. Еще недавно, в детстве, мне нравилось представлять из них каких-нибудь фантастических зверей…