Ант Скаладинс - ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

У меня было много свободного времени. Лечебными процедурами не досаждали, потому что пришли к выводу, что мой случай чрезвычайно сложный и спешность в выборе метода может повредить. Так что медики не торопились решать мою судьбу.

Бравые ребята были заняты собой. Один не расставался с зеркалом, рассматривая, как убывает под действием чудотворных лекарств нервный тик и щека дергается не так заметно, другой не вылазил из бассейна, видя укрепление нервов в водных процедурах, третий постигал тайны самовнушения и под руководством тренера — высокого худого врача со странной фамилией Викорук — пребывал большую часть суток в нирване… У меня было время рассуждать, и я поневоле предавался этому занятию. Нельзя сказать, чтобы оно очень уж тяготило — я неожиданно додумался: все люди, с которыми встречался за последний год, не были любопытны. Никого ничего не волновало, кроме насущных повседневных дел. Я привык к этому, казалось естественным, что пилоты-разведчики зевали от скуки, глядя на загадочные миры, что врачи погрязли в справочниках и данных анализов, наверняка не запомнив меня в лицо, что женщин, которых встречал, интересовал только мой коэффициент, по нему они судили о моих внутренних достоинствах, что коэффициент властвовал везде, ему, словно старинному идолу, поклонялась цивилизация.

В книжках, которые отец приносил с работы, я обнаружил странные произведения, написанные строчками, — они долгое время оставались для меня непонятными. Их называли когда-то «стихи»… Я иногда, если дома никого не было, читал их шепотом. Странная власть звуков пугала.

Потом, втайне от родителей, я полюбил читать их — дикая, необузданная первобытная фантазия овладевала мной, становилось жутко от ощущения бездонности чужого воображения… Отец по вечерам, пододвинув настольную лампу, склонялся над стопками книг. Аккуратно заполнял формуляры, перелистывал страницы, чтобы убедиться, что каждая находится в наличии, и ни разу не попытался прочитать немного из того, что проходило перед его глазами.

— Зачем? — как-то объяснил он в ответ на мой вопрос. — У каждого своя работа. Читать — работа историков. Они извлекут из чтения максимальную пользу. Я слышал, что многое в книгах не соответствует действительности… Древние, до принятия цивилизацией квалификационной системы, любили приврать. Это был мир лжецов. Они так натренировались в этом деле, что зачастую отличить правду от лжи невозможно.

Вот, например, в этой книге, — он показал мне пухлый том, — идет речь о путешествиях на Луну при помощи выстрела из пушки… удивительные лжецы… Я не завидую бедным историкам, им досталась неблагодарная работа разбираться в человеческих пороках.

Лицо отца приобретало горестное и строгое выражение, он отворачивался от меня и продолжал свою каждовечернюю кропотливую работу — пересчитывание страниц…

Равнодушные учителя, равнодушные нищие, равнодушные ученые — целый мир равнодушных людей.

Теперь я знаю, что живу в мире нормальных разумных существ. Ничто не может нарушить их спокойствия, поколебать бесстрастный рассудок.

Из-за великолепных историй, которыми делились разведчики, и собственных размышлений, занимавших меня, я не ощущал течения времени. Отдыхал от Бельведера, где мне было невообразимо одиноко.

Днями я гулял по парку, пристрастился поливать из большой лейки флоксы, они особенно нравились мне. Несложный труд приносил успокоение, я забывал о собственной катастрофе, вернее, не забывал, но она больше не казалась мне значительной.

Быть спокойным созерцателем, с интересом оглядывающимся вокруг, первое время нравилось мне. Понимал, состояние, в котором пребывал, временное, что так долго продолжаться не может. Мне необходим был отдых, я получил его.

Я еще находился в покое, а внутри уже зрели цветы недовольства — уже что-то восставало во мне против бесцельной больничной жизни.

Неизвестно, что бы случилось дальше, если бы однажды — прошло месяца два, как я попал в больницу, — меня не вызвали на консилиум.

Впрочем, это так называлось — меня осмотрел незнакомый врач, пожилой, с небольшой седой бородой, переглянулся с коллегами и хмыкнул вроде бы от смущения. Позже мне сообщили, что меня переводят в центральный госпиталь, на родину нашей цивилизации — Землю!

Местные медики чуть не заплакали от восторга.

Я догадался, кончается. беззаботная жизнь.

Ночью, проснувшись, я почувствовал, как вязкая пелена спокойствия исчезла и безысходная тревога овладела мной снова.

Я встал с постели, сел в мягкое удобное кресло и стал смотреть в огромное, в полстены, окно. Сразу четыре Луны лоснящимся светом окутывали дорожки парка и пирамиды деревьев, уронивших вниз утомленные ветви. Местный ручной зверек Гума, заменявший нам собачку, бродил перед корпусом, принюхиваясь к земле всеми двумя головами, его верхний глаз на хвосте покачивался из стороны в сторону. Смешной Гума — страстный любитель ночной охоты и больничных объедков… Счастливец.

Утром в сопровождении доктора с бородкой мы сели на пассажирский транспорт прямого сообщения с Землей. Он ходил редко, раз в месяц, но все равно каюты его были заполнены не более чем наполовину. В госпитале мне дали баночку зелененьких таблеток, сопроводив инструкцией, как их употреблять, чтобы избежать депрессий, но я выбросил их в унитаз. Доктор вез целую сумку свистящих ракушек, которыми усыпаны местные парки. На Земле они считаются редким сувениром.

Ничего не напоминало об опасности. Но на Земле меня поджидали экспериментаторы, сбившиеся, должно быть, с ног в бесплодных поисках… Стоит появиться там, как меня тут же опознают. Нужно что-то делать, что-то срочно предпринимать, время размышлений прошло.

— Какое лечение мне предстоит? — поинтересовался я.

— У нас сосредоточены самые новейшие средства… — пояснил доктор. — За свое здоровье вы можете не беспокоиться. Мы решили перевезти вас, потому что ваш случай представляет большой интерес для науки. Психиатрия цивилизации справедливо гордится тем, что созданы практически исключающие нервные срывы условия для жизни населения. Никаких стрессовых ситуаций. Мы занимаемся профилактикой.

При первых признаках неврозов больной — еще не заболевший — является в пункт предварительной помощи и получает там все необходимое…

Вы, к сожалению, запущены, не ясны полностью причины, пагубно повлиявшие на ваше здоровье. Прежде всего нужно разобраться в них…

Если бы он знал причины…

Транспорт приземлился точно по расписанию. Сбегать в порту я не хотел. В подобных местах опознать меня могли наверняка. Нужно было подготовиться и подумать.