Франсис Карсак - Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы.
Дома в Хури-Хольдэ вздымались на 1000 метров в высоту и уходили на 450 метров под землю. В городе было 580 уровней — вы бы сказали: этажей, — и покрывал он площадь неровного круга диаметром до 75 километров. Здания не теснились друг к другу, а большие парки, разбитые на разных уровнях, позволяли жителям дышать свежим воздухом. На северном краю города у берега моря располагался дворец Совета, где заседали Совет властителей и правительство, в то время как на нижних его уровнях находились университеты. Между этим дворцом и морем простирался на несколько километров обширный парк с многочисленными стадионами и Музеем искусства.
Наша общественная структура показалась бы вам занятной и даже немыслимой. Дело в том, что на Земле тогда жило два различных народа: текны и триллы.
Текнами, составлявшими ничтожное меньшинство населения, были ученые, исследователи, инженеры, врачи больниц и некоторые категории писателей. Я часто спрашиваю себя, не происходит ли это название от вашего слова «техник». Они вовсе не представляли собой какую-то наследственную или закрытую касту. Каждый ребенок, в зависимости от его способностей и наклонностей, к шестнадцати годам классифицировался в разряд текнов или же триллов. Любой трилл, который позднее проявлял способности к изучению наук, мог ходатайствовать о переводе его в категорию текнов, однако случалось такое редко.
Базовым принципом нашей цивилизации было представление о науке как о могучем, идущем на пользу обществу и... опасном инструменте! Уж лучше пребывать в неведении, чем быть лишь наполовину ученым, и тайны науки ни в коем случае нельзя доверять людям сомнительной нравственности. Любой юноша или девушка, отнесенные к текнам, должны были торжественно поклясться перед Советом властителей, что они никогда и никому не откроют никаких научных знаний кроме тех, которые разрешалось распространять. Правда, внутри данного класса никаких ограничений не существовало, и между собой текны могли свободно обсуждать любую проблему, даже если они работали в разных областях. Наказание за малейшее нарушение этого закона было ужасным: пожизненная ссылка на Плутон без надежды на возвращение.
Любой текн отчитывался — за исключением какого-нибудь преступного поступка, разумеется (впрочем, что это такое, мы тогда практически не знали) — лишь перед Советов властителей в последней инстанции и гораздо чаще — перед властителем людей.
Что касается триллов, то они представляли все прочие виды профессий: были механиками — которые довольно часто переходили в разряд текнов, кормильцами (к этой категории вы бы отнесли ваших пекарей, мясников, бакалейщиков и т.д.), актерами, художниками, писателями и т.д. Между двумя классами не существовало ни ненависти, ни соперничества, потому что, помимо того факта, что текн зависел лишь от властителей, этот статус в обычное время не давал ему никаких социальных преимуществ. Редко случалось так, чтобы в семье вовсе не было текнов, и сын пекаря, к примеру, мог занимать пост властителя неба, а его сын, в свою очередь, мог снова стать пекарем. В том смысле, что каждый ребенок от рождения имел одинаковые возможности, мы были настоящей демократией — гораздо большей, чем все ваши!
У триллов имелось свое правительство, располагавшее собственным техническим персоналом, в который могли входить в том числе и текны. В случае конфликта между текном и правительством, дело разбирал Большой Совет, образованный Советом властителей и представителями правительства триллов. Если же дело заходило в тупик, Большой Совет обращался к третьему социальному классу, самому немногочисленному, так как он состоял всего из 250 человек, — Верховному суду.
Наши обычаи довольно-таки сильно отличались от ваших, хотя, в общем и целом, наша нравственность была примерно такой же. С тех пор как я очутился в вашей эпохе, я имел возможность проштудировать немало текстов, которые до нас уже не дошли, в частности — буддистских, и я пришел к заключению, что, учитывая человеческую природу, есть лишь одна-единственная возможная нравственность для цивилизованных государств, неоднократно утрачиваемая и вновь обретаемая, пусть она и варьируется в деталях. Мы были гораздо более либеральными, нежели вы, к примеру, в сексуальных вопросах, и наши нравы допускали полигамию, позволяя человеку самому привести себя в стабильное душевное состояние... если он это мог! У нас существовали различные религии, одна из которых была сродни вашему христианству и, быть может, даже отчасти происходила от него; но большинство наших сограждан были агностиками, — их хватало как среди текнов, так и среди триллов. Мы с давних времен осуществляли контроль над рождаемостью, но контроль этот у нас не носил тиранического характера. Правительство триллов, как и Совет властителей, в обычное время действовало скорее методами воспитания и убеждения, нежели принуждения. И — это вас, вероятно, удивит — в ваш век озлобленного прозелитизма, самым большим пороком, самым дурным тоном, как среди текнов, так и среди триллов, считалась претензия на обладание истиной, единственной Истиной! За исключением, разумеется, научных дискуссий!
А теперь — моя история, которая является одновременно и историей Великих Сумерек.
Глава 3. Солнце вот-вот взорвется!
Я родился в Хури-Хольдэ, в доме 7682 по улице Станатин — или Зеленой, как сказали бы вы, — в сто двенадцатый день 4575 года. У меня был старший брат, Сарк, который, хотя он и был распределен в класс текнов, предпочел стать триллом и вскоре сделался одним из наиболее прославленных художников Хури-Хольдэ. Мой отец, Раху, также трилл, был пусть и не гениальным, но довольно-таки известным драматургом. Моя мать, Афия, была текном, астрофизиком обсерватории Тефантиор, что в южном полушарии.
Детство мое было счастливым и прошло без особых приключений. В школе я очень быстро проявил себя благодаря способности с ходу и жадно усваивать любые научные знания, и к двенадцати годам стало ясно, что я буду текном.
В пятнадцать лет, на год раньше срока, я прошел психотехническое обследование и был распределен в класс текнов. После этого я ушел из общей школы и до восемнадцати лет учился на подготовительных курсах университета, по окончании которых мне предстояло принести клятву текна.
Тот день я буду помнить всегда. Накануне я прошел трудный, слишком трудный экзамен. Вместе с тем это был, хотя я этого и не знал, еще и заключительный, решающий тест — тест на честность. Я сидел совершенно один в аудитории, ломая голову над задачами, которые, как мне стало известно позднее, специально были подобраны для гораздо более высокого, нежели мой, уровня знаний, а рядом на столе небрежно лежал якобы случайно забытый учебник с решениями. Я провел в этой аудитории несколько ужасных часов. Мне сказали, что, если я не решу задачи, мое распределение в класс текнов может быть пересмотрено. Я подозревал, что забытый учебник — ловушка, и в то же время твердо знал (так как мне позволили удостовериться в этом лично), что проследить за мной нет ни малейшей возможности. Я преодолел искушение и сдал экзаменатору практически чистый листок, решив лишь одну задачу из шести, да и то, как сказал позднее властитель чисел, совершенно необычным способом. И хорошо, что я не стал жульничать — в противном случае меня бы тотчас же безжалостно выгнали!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});