Михаил Белозеров - Железные паруса

— Я не знал, что ты здесь, — сказал Он, еще не понимая, что значит это встреча на берегу пустынного озера.

Африканец радостно лизал Андреа руки.

На этот раз он был одет в армейский бушлат, но шика в нем не поубавилось, словно шик был его неотъемлемым свойством. Очки все так же поблескивали золотом.

— Черт! Как тебе удалось обмануть время?! — воскликнул Андреа, и это было его единственным всплеском чувств, — даже я состарился…

Сидя в кресле, по-совиному выглядывал из него. Из-под парчовой обивки сиротливо торчала мешковина. В убогом очаге тлели угли. По бокам были развешены пучки трав, и запах этих трав смешивался с запахом норы и старости.

— Я просто жил, — чуть не ответил Он, невольно чувствуя превосходство над чужой немощью, над высохшими руками, одна из которых вовсе неуслужливо протянула ему настоящую роскошь — натуральную картошину, испеченную в углях. Он взглянул поверх этого дара — веки без ресниц, похожие на створки раковин, из которых выглядывает тело моллюска, старческие пятна на лбу, серебристая щетина на впалых скула — все было не в счет. Глаза. Молодыми остались лишь глаза — даже за толстыми стеклами очков, которые делали их немного беспомощными. Но и здесь Он ошибся — это была просто старческая влага.

— Спасибо, — произнес Он и сел. Скамья под ним жалобно запела.

— Я знал, что ты придешь, — произнес Андреа степенно, боясь уронить толику своей порции.

Крошка все-таки упала и он, не глядя, поискал ее на коленях.

— Да? — удивился Он.

— Ты не мог не прийти… — произнес голосом диакона, словно читая псалтырь — без пауз и ударений, или делая научное сообщение.

Ага, с иронией констатировал Он, все еще не доверяя Андреа. Яркий фонарь был выставлен в окне. Вряд ли это было случайностью.

— Но ты ведь не за этим сидишь здесь? — спросил Он, перекладывая горячую картошину из ладони в ладонь. Непонятно откуда взявшийся человек пытался поколебать его веру в самого себя. Потом решил, что не будет ничего зазорного, если Он съест картошину, и принялся снимать с нее кожицу.

Андреа даже не поморщился. В нем жила гордость сильного человека. Движением бровей он дал понять, что у него нет времени на глупые объяснения. Точно так же он вел себя когда-то в Крыму. Он все вспомнил и чуть не рассмеялся, глядя на его трясущиеся руки и жалкие попытки сохранить достоинство.

— Гмм… — Андреа прочистил горло и гневно сжал кулаки.

— Странно видеть тебя здесь — удивился Он, давая понять, что эта часть разговора закончена, а их прошлые личные отношения не в счет.

Теперь лицо человека, который с ним разговаривал, ничего не выражало — оно не было ни мудрым, ни глубоким, а просто очень старым, просто лицо человека, с которым Он когда-то общался и который однажды даже помог ему, но ничего не объяснил из-за глупого человеческого чванства. Лишь глаза обещали нечто большее, веру или знание, что ли. Это его и удержало от того, чтобы встать и уйти.

Потом Андреа сказал:

— На Земле началась новая эпоха. И ты будешь важным ее элементом.

Он произнес это так, словно его вовсе не интересовала реакция собеседника.

Африканец успокоился и лег между ними, уронив голову на лапы.

— Интересно, что это значит? — Он самозабвенно продолжал чистить картошину, от которой шел умопомрачительный запах.

Андреа отмахнулся, как от мухи:

— Похоже…

И голос его нисколько не изменился — так говорят только на смертном одре.

— …моя роль закончилась…

— Ты следил за мной? — удивился Он, отрываясь от картошки. Соли не полагалось. Ее заменял серовато-черный пепел.

Не зря у него осталось столько вопросов. А этот человек по-прежнему говорил одними загадками.

— Приглядывал… — В ответе прозвучала скрытая ирония. — Я не мог позволить тебе пропасть. Но ты все делал правильно… Тебе повезло больше, чем другим.

Его душила одышка. Сердце было ни к черту. Даже еда стоила ему больших усилий. Левой ладонью он безуспешно подхватывал крошки.

— А что, были и другие? — Он едва не подавился, лихорадочно вспоминая все те опасности, которые с ним приключились. Он уже не знал, верить или не верить. Только твердо был уверен в том, что сам Он все эти годы ни от кого не зависел. В этом крылась его гордость за самого себя. Но Он был повержен следующей фразой:

— Были… — Голос не просил верить, не призывал под свои знамена, скорее вещал азбучные истины. Только для кого? Он едва не оглянулся на дверь, словно там должен быть появиться еще кто-то. — Но теперь никого нет… Не в этом суть. — Твоя миссия подходит к финалу. Полагаю так… Не знаю, в чем она заключается. Но тебе надо вернуться к людям.

— Ха! — Он защищался, как умел. — Значит, это все-таки они! — И невольно посмотрел в низкое окно и подумал о странной руке с присосками на пальцах. Ему вдруг захотелось рассказать о находке. Но потом Он понял, что это не имеет смысла, не потому, что это могло оказаться частностью, а потому что Андреа, несомненно, знал больше, только ничего не говорил. И невольно проникся, почти проникся уважением к его словам.

— Ты одаришь их силой, которую они потеряли. Возможно, они забыли, какими должны быть люди…

— Я не уверен в этом… — сказал Он.

И еще Он подумал, что люди никогда не станут братьями, да и надо ли им это?

Взгляд Андреа стал брезгливым. Наверное, он думал о своей смерти, ведь люди склонны не договаривать главного, решил Он.

— Даже не буду тебя разубеждать. — Его душила злость за чужую беспечность, — а дам кое-что… — и надоел разговор с человеком, который ничего не понимает, — то, что поможет… Но у тебя, как в сказке, только три желания. Три раза он поможет, на большее не хватит энергии, — объяснил он, — это все… все, что я у меня осталось.

Андреа протянул ему цисфинит в виде треугольного гагата, плоский, удобный в ладони, отполированный человеческими руками.

— Стоит надавить на один из углов… — сказал Андреа, — и до вспышки тебя не будут. Ты можешь двигаться, но в настоящем времени тебя не будет. Помнишь, ту картину в Крыму?

Наверное, Андреа среагировал на его вопрошающий вид.

— Какую? — удивился Он, — ах, да, да…

— Это была одна из моих неуклюжих попыток, — он предался воспоминаниям, — вернуть прошлое. Одно время… — и глаза его наполнились влагой, — одно время я жил и здесь, и там… — в прошлом, никак не мог избавиться от него. Теперь меня это не волнует…

Должно быть, он действительно вспомнил свою семью, быть может, Маку и на какое-то мгновение забыл, о чем говорил.

— Ну? — подтолкнул Он его, с недоумением рассматривая кусочек черного янтаря. Он представил себя со стороны — глупо Он выглядел, поверив россказням. — Какой вспышки? — спросил Он.