Роджер Зилазни - Остров мертвых
Дос Сантос глянул на оскаленные зубы Красного Парика, на бугорки мускулов под ее глазами. Затем уставился на пирамиду.
— Вы сумасшедший, — провозгласил он.
— Едва ли, — отозвался я. — Отсутствие памятника может, в некотором роде, тоже быть памятником.
— Памятником Конраду Номикосу, — подтвердил он.
— Нет, — сказала затем Красный Парик. — Раз есть искусство созидания, то наверняка есть и искусство разрушения. Видимо, он это и пробует. Он играет роль Калигулы[48]. Пожалуй, я даже могу понять, почему.
— Спасибо.
— Не ждите от меня «пожалуйста». Я говорю «пожалуй». Ведь художник и это должен делать с любовью.
— Любовь это отрицательная форма ненависти.
— «Я умираю, Египет, умираю», — сказала Эллен.
Миштиго рассмеялся.
— А вы круче, чем я думал, Номикос, — заметил он. — Но вы не незаменимы.
— Попробуйте уволить гражданского служащего, особенного такого, как я.
— Это легче, чем вы думаете.
— Посмотрим.
— Увидим.
Мы снова повернулись к великой (на девяносто процентов) пирамиде Хеопса (Хуфу). Миштиго снова стал записывать свои наблюдения.
— Я бы хотел, чтобы вы сделали обзор прямо отсюда, — сказал я. — Наше присутствие там — это лишь напрасная трата пленки. Мы туда не впишемся. Мы можем спуститься вниз, когда будет перерыв на чашку кофе.
— Я согласен, — сказал Миштиго, — и полагаю, что догадываюсь, кто не вписывается. Но здесь я уже увидел все, что мне нужно. Пошли обратно в гостиницу. Я хочу поговорить с местными.
Затем он стал размышлять вслух:
— Тогда я сверх намеченного осмотрю Сахару. Вы еще не начали разбирать памятники Луксора, Карнака и Долины Царей?
— Пока еще нет.
— Отлично. Тогда прежде всего их и осмотрим.
— Только пойдем отсюда, — сказала Эллен. — Жара чертовская.
И мы повернули назад.
— Вы и в самом деле думаете то, что говорите? — спросила Диана, когда мы шли обратно.
— До некоторой степени.
— Как вы можете думать о подобных вещах?
— По-гречески, конечно. Затем перевожу их на английский. Это я умею.
— Кто вы?
— Озимандис. Взгляните на дело рук моих, ваше величество отчаяния.
— Я не величество.
— Ой ли… — сказал я и отвернулся от обращенной ко мне стороны ее лица, на которой, насколько мне было видно, отображалось довольно смешное выражение.
— Позвольте рассказать вам о боадилах, — сказал я.
Наша фелюга медленно скользила по слепящей водной дорожке, прожигающей себе путь в виду у великих серых колоннад Луксора.
Миштиго находился спиной ко мне. Он ел взглядом колонны и надиктовывал свои первые впечатления.
— Где мы высадимся? — спросил он меня.
— Милей ниже по нашему ходу. Может, я лучше расскажу вам о боадиле?
— Я знаю, что такое боадил. Я говорил вам, что изучал ваш мир.
— Хо-хо… Читать о них — это одно, а…
— Я видел боадилов. На Талере их целых четыре, в Саду земли.
— …а видеть их в водоеме совсем другое…
— С вами и Хасаном мы настоящий плавучий арсенал. Я насчитал на вашем поясе три гранаты, четыре — на его.
— Если боадил навалится сверху, вы не сможете применить гранату — прежде всего в интересах самозащиты. А если он далеко, гранатой вы его не подорвете. Слишком уж они быстры.
Наконец-то он обернулся ко мне:
— Так что вы применяете?
Я покопался в своей галабее[49] (надетой взамен родной, утраченной) и вытащил оружие, которое старался всегда иметь под рукой, когда ходил этим маршрутом.
Он осмотрел его:
— Как это называется?
— Пистолет механического действия. Стреляет пулями с метацианидом — ударная сила в одну тонну при беглой стрельбе. Не очень прицельно, да это и не нужно. Сделан по образцу автомата двадцатого века под названием шмайссер.
— Не очень-то послушное оружие. Им можно остановить боадила?
— Если повезет. У меня есть еще парочка в одном из ящиков. Дать?
— Нет, спасибо. — Он помолчал. — Но вы можете поподробнее рассказать мне о боадиле. Я ведь только взглянул на них в тот день, и они, в общем-то, были на глубине.
— Н-да… Голова почти как у крокодила, только больше. Длиной около сорока футов. Могут свернуться в клубок — что-то вроде огромного пляжного мяча, только с зубами. Стремительные — и на земле, и в воде, и еще до чёрта маленьких лап с обеих сторон…
— Сколько лап? — переспросил он.
— Хм, — остановился я. — По правде говоря, никогда не считал. Минуточку. Эй, Джордж, — кликнул я, обернувшись назад, где в тени паруса лежал и подремывал выдающийся главный биолог Земли. — Сколько лап у боадила?
— Чего? — Голова его приподнялась.
— Я спрашиваю: сколько лап у боадила?
Он встал, слегка потянулся и подошел к нам.
— Боадилы, — подумал он, ковыряя пальцем в ухе и пролистывая внутреннюю свою картотеку, — они несомненно принадлежат к классу рептилий, — в этом мы можем быть уверены. Но относятся ли они к отряду крокодилов, к собственному подотряду, или же они из отряда чешуйчатых, подотряда ящеров, семейства неоподов — как не вполне серьезно настаивают мои коллеги с Талера, — этого мы не знаем. Для меня они своего рода реминисценция фотокопий того, как в предтрехдневные времена художники изображали фитозавров мезозойской эры, естественно, с добавлением численности ног и способности к сокращению мышц. Я же лично настаиваю на отряде крокодилов.
Он прислонился к ограждению борта, и взгляд его вперился вдаль над мерцающей поверхностью воды.
Я понял, что он больше ничего не собирается добавить, потому снова спросил:
— Так сколько у него лап?
— Чего? Лап? Никогда не считал их. Однако если нам повезет, то обязательно это сделаем. Тут их великое множество. Тот молодой, что у меня был, долго не протянул.
— Что с ним случилось? — спросил Миштиго.
— Его съел мой мегадонаплат.
— Мегадонаплат?
— Что-то вроде утковидного платипуса с зубами, — пояснил я, — ростом около десяти футов. Только представьте себе. Насколько нам известно, их видели только три или четыре раза. Австралийцы. Мы добыли наших по счастливой случайности. Возможно, не выживут как вид — то есть подобно боадилам. Они яйцеродные млекопитающие, и их яйца слишком уж большие для голодного мира, чтобы это позволило данному виду продолжение рода — если это только подлинный вид. Может, они просто отдельная мутация.
— Возможно, да, — сказал Джордж, кивая с умным видом, — а возможно, и нет.
Миштиго отвернулся, покачивая головой.
Хасан уже частично распаковал своего робота голема, которого назвали Ролем, и мудрил над его регулировкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});