Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

Наконец нырнул под панцирь и правофланговый Денис.

– Прошу вас, товарищ командир кессона, – пригласил Нетаева Алексей.

Карцев ©стался последним. Федор крепко пожал ему руку. Подошел дядя Саша и обнял Алексея.

– Держи все время связь, Алеша! Помни, в первый раз спускаетесь, – сказал он.

Терехов взял переданную ему радистом телефонную трубку. С кессоном была теперь только телефонная связь. Подводники прильнули лицами к окнам, кессона, смешно расплющив носы. Голосов их уже не было слышно. Терехов отдал команду. Запыхтела лебедка. Гигантская «черепаха» дрогнула, еле приподнялась над палубой, качнулась и поплыла к реллингам. Моряки и строители уступали ей дорогу, махали шапками и кричали.

Подбежал радист и передал Терехову радиограмму с соседнего ледокола. Федор прочел и сказал Алексею в телефонную трубку:

– Старт дан. Кессон номер два тоже погружается. Желаю успеха.

«Черепаха» прошла над реллингами и повисла над водой. Корабль медленно переваливался с борта на борт, «черепаха» то поднималась, то опускалась к самой поверхности.

Снова заработала лебедка.

«Черепаха» пошла вниз и коснулась воды, канаты ослабевали. Кессон теперь уже плыл. Над водой виднелась верхушка шара, сам же воображаемый шар словно был скрыт в глубине. К нему тянулись канаты и шланги. Машины кессона сейчас не работали, хотя могли самостоятельно обеспечивать кессон в течение некоторого времени воздухом и энергией. «Подводная черепаха» пока получала то и другое от ледокола.

Диаметр видимой части шара стал уменьшаться. В кессоне заполнялись водой цистерны, и он начал погружаться. Все меньше и меньше становился видимый сегмент.

Люди лежали животами на реллингах, махали фуражками.

Вода сомкнулась над верхушкой кессона. Ленивая волна прокатилась над тем местом, откуда тянулись канаты и шланги. На палубе гидромонитора прозвучало дружное «ура».

Вода в море оказалась прозрачной. Через ее толщу виднелось расплывающееся в зеленой тьме пятно. Пятно вдруг вспыхнуло. В кессоне включили электричество.

В этот час меж пальм и сосен, берез и эвкалиптов парка, раскинувшегося позади многоэтажного города науки – Московского университета, – у громкоговорителя толпились студенты. Многие из них, слушая репортаж с далекого гидромонитора, завидовали хорошей светлой завистью тем, кто опускался сейчас на дно Карского моря.

На мостах в Ленинграде, на холмах живописного Львова, над бухтой Золотой Рог во Владивостоке разносился голос из множества усилителей.

Не было в Советской стране уголка, где не слушали бы сейчас рассказа о спуске на дно моря первого кессона Полярной строительной экспедиции.

И не только удачи мысленно желали слушатели своим отважным землякам, они думали в этот миг, что и они сами какой-нибудь сделанной ими деталью или хотя бы днем своего труда участвуют в этой Великой Полярной Стройке.

В коммунистической и прогрессивной печати за рубежом появились экстренные сообщения: «Вновь мы узнаем еще об одном советском жизнеутверждающем замысле, призванном изменить облик далекой и суровой ледяной страны, манившей к себе в течение столетий бескорыстных исследователей из многих стран». Голландцы вспоминали Баренца, норвежцы – Нансена и Амундсена, французские газеты – де Лонга, шведские – Норденшельда, итальянцы писали о Нобиле, экспедиция которого была спасена советскими кораблями. Японские газеты указывали на заслуги русских землепроходцев и исследователей: Дежнева, Беринга, братьев Лаптевых, лейтенанта Врангеля, напоминали исторические рейсы советских кораблей, положивших начало арктическим навигациям, «Сибирякова» и «Литке», наконец, о героической эпопее станции «Северный полюс». Английская рабочая газета писала: «В былое время смелые полярные исследователи самоотверженно боролись и погибали во имя науки в невыносимых условиях полярных морей. Советские люди, уже победившие вчера пустыни, хотят ныне сделать полярные моря такими же судоходными, как Ла-Манш или Средиземное море, и сделать это во имя счастья мирных людей».

Реакционные газеты молчали.

Глава седьмая. В глубине

За окнами кессона становилось все темнее и темнее. Яркие лампы освещали толщу воды на несколько метров. Стайки рыб пунктирными штрихами проносились мимо взволнованных подводников.

– Нерпа! Глядите, – воскликнул Денисюк. Действительно, метрах в двух от окна двигалась темная тень с круглой головой. Она совсем близко подплыла к стеклу, и на людей посмотрели два огромных любопытных глаза.

– Ух ты! Глазищи какие, вроде человеческие! – отшатнулся кто-то от окна.

– Это вода искажает.

– Эх, выстрелить бы в нее, – сказал Виктор.

– Что тебе зверюшка сделала?

– Это спорт!

Карцев прошел в рубку управления к Нетаеву. Моряк сидел в небольшой кабине в удобном кресле перед пультом со светящимися циферблатами и белыми рычажками и кнопками. За выпуклым стеклом виднелась слабо освещенная толща воды.

– Канат уже отцепился, – полуобернувшись, сказал Нетаев. – Наполняю водой резервуары. Погружаемся.

Кессон был устроен подобно подводной лодке. С наполненными водой резервуарами он мог самостоятельно спуститься на дно, при выкачивании же из них воды всплывал на поверхность или приподнимался со дна для передвижения.

– Глубина двенадцать метров, – указал Нетаев на циферблат.

– Еще метров пятнадцать осталось, – отозвался Алексей.

Он взглянул в боковое окно рубки. Оно вело в центральную рабочую камеру, помещавшуюся в нижней части кессона. Камера эта с куполообразным сводом снизу была заполнена сейчас водой, которая поднималась по мере увеличения глубины, сжимая оставшийся под куполом воздух. Когда кессон достигнет дна, Нетаев включит компрессоры и вытеснит воздухом воду из камеры так, чтобы она осталась только ниже кольцеобразной рабочей площадки, идущей вдоль сферической стенки.

Молодые подводники вглядывались в зеленоватую воду, стараясь проникнуть в таинственный мир, чуть приоткрывшийся перед ними.

– Треска, трещечка, честное слово! – восторженно говорил один строитель, из Архангельска родом. Он указывал на мелькающие перед стеклом тени.

– А может, это сельдь? – усомнился Денисюк.

– Сельдь тоже здесь встречается, только трещечка размером побольше… она метров до полутора бывает.

– Ничего на вкус рыба… только с ароматом.

– Ничего?! – с презрением воскликнул помор. – Да лучшей рыбы в мире нету!

– А вот стайка, это корюшка, – сказал один из комсомольцев-полярников.