Евгений Акуленко - Ротмистр

— Так! Так он говорит, люди! — жена смотрителя вскинула подбородок. — Не жизнь это, когда в страхе! Хуже смертушки такая жизнь! — женщина принялась баюкать проснувшегося ребенка.

— Не приказываю, — вздохнул Ревин. — Прошу. Не справиться нам вдвоем…

Амбар обступили редким кольцом, вооружившись кто чем. Кто прихватил вилы, кто рогатину, кто топор, кто просто дубину. Отблески факелов плясали на снегу, пытались разогнать падающие на землю сумерки. С разных краев бревна обложили охапками соломы и подожгли. Сперва неохотно, а после все веселей и веселей занималось высушенное ветрами дерево, пока пламя не взревело от голода и не устремилось жаркими языками в небо. Из ворот, будто из разверзнутой пасти гигантского чудовища повалил дым. Господа замерли напротив, пытаясь угадать в черно-красном мареве какое-нибудь движение. Они полагали, что твари полезут именно отсюда. Но их предположения не оправдались. Виной тому, вероятно, послужил ветхий, местами провалившийся пол. Откуда-то донесся пронзительный бабий визг и тут же завторила ему людская многоголосица:

— Держи! Держи!..

— Я сам! — словно спущенная с тетивы стрела рванул Ревин вслед за черным силуэтом.

— Только не упустите! — напутствовал Вортош вслед. Упускать удачу в третий раз Ревин не собирался. Он отдавал себе отчет, что по каким-то причинам подвержен гипнотическому влиянию меньше того же Вортоша. Он не даст слабину, не свернет, не растеряется. Прыжок за прыжком он будет упорно сокращать расстояние, каким-то звериным чутьем ощущая запах паленого волоса и чужеродный, нечеловеческий страх. Навья замедлила бег, присела и ощерилась, встречая настигающую погоню. Ревин сходу сбил тварь с ног, не слишком-то церемонясь, оглушил ударом и накрепко спутал припасенными веревками. Приговорил, вытерев со лба пот:

— Все, зараза! Отбегалась! И, взвалив, ношу на плечо поспешил обратно к огненному хороводу. Но больше из амбара никто не вылез. То ли пойманная навья оставалась единственной, то ли остальные сгорели в жару, никто уже не узнает. Взметнув рой искр, обрушилась крыша, следом качнулись простенки и раскатились с глухим перестуком. В середине ночи, простояв до алых углей, люди стали расходиться.

— …Куда прешь, дура?! — бородатый проводник грудью перекрыл проход. Ревин, нимало не обращая внимания на крики, проворно вскарабкался в тамбур, оттер протестующего проводника плечом и, приподняв за грудки, рывком вздернул за собой странного пассажира, лицо и голову которого скрывало помятое ведро. Следом запрыгнул на подножку Вортош, махнул кому-то рукой. Паровоз засвистел, дернулся и медленно покатил состав.

— Не пущу! — проводник угрожающе выпятил подбородок. — Здесь первый класс, господа едут, а вы с эдаким чучелом!..

— Ну-ка, любезный, — не повышая голоса, велел Ревин, — сыщи-ка нам начальника поезда. Проводник пришел в замешательство, хватанул ртом и закрутил глазами.

— Живо! — рявкнул Ревин. И поволок навью в вагон.

— Ме… Местов нету там! — прокричал вдогонку проводник.

— Разберемся, — успокоил Вортош. Мест действительно не было. Генерал при орденах, при адъютанте, и при супруге с двумя взрослыми дочерьми изволили путешествовать на воды. Присутствующие с изумлением воззрились на троицу в перепачканной одежде.

— Ваше превосходительство! — начал Вортош. — Дело государственной важности! Прошу немедленно освободить купе!.. Генерал побагровел, набрал в легкие воздух. В недоумении захлопали глазами барышни. Подобрался, как пес перед прыжком, молоденький адъютант. Ревин знал, что сейчас начнется скандал. Не имея ни малейшего желания устраивать долгие препирательства, он просто взял да и стащил с навьи ведро. На пару секунд… Предстала та во всей своей красе: шипит, глазищи горят желтым огнем, и крысит угрожающе своими колючками. Возможно, даже при пожаре, пассажиры не покинули бы вагон быстрей. И уже где-то далеко, приглушенный перегородками, загремел негодующий начальственный бас, завторил пронзительному визгу барышень.

— Ну, а что? — пожал плечами Ревин, — Не в третий класс же лезть. Там народу полторы сотни…

— Вот-с, — привел начальника поезда проводник. Доложил доверительно: – Больно борзые-с…

— По какому праву, — начал тот. И осекся, признав в странных господах давешних знакомцев. — Виноват-с!.. Прошу простить! Чем могу быть полезен?

— С ближайшей станции телеграфируйте вот этим в Петербург, — Вортош набросал что-то на листке. — В тамбурах поставьте жандармов, в вагон никого не пускать!

— Слушаюсь!

Вортош отдавал еще какие-то указания, но Ревин не слышал, уйдя целиком в свои мысли. Пожалуй, они действительно сделали большое дело. Даже не тем, что изловили редкое и чрезвычайно опасное существо. Не тем, что спасли жителей Жох-Пырьевки и предотвратили неминуемую железнодорожную катастрофу. Им удалось оправдать саму идею существования ливневской службы, впервые на практике доказать ее нужность. И поверить в свои силы самим.

— И распорядитесь покушать чего-нибудь. Голодные мы…

В свете керосиновой лампы огромный кабинет Ливнева выглядел необычно и даже несколько пугающе. Уставленные стеллажами стены и зашторенное плотными гардинами окно терялись в темноте. От этого казалось, будто письменный стол в центре плывет посреди необъятной тьмы. Многие находили такой интерьер вполне себе символичным, но неуютным. Ливнев же, по собственным признаниям, работать "среди душащих стен" не мог. Ему требовался простор, размах, масштаб. Сокрытая же чернотой неизвестность его не пугала, а лишь будоражила, постегивала ум и работоспособность.

— Разрешите? — в кабинет постучался Ревин.

— Да-да, голубчик, заходите! Присаживайтесь! — Ливнев пододвинул пустую рюмку, налил из лафитничка любимой рябиновки. — Прошу!

— А что, есть повод?

— Евгений Александрович! Для того чтобы выпить стопку наливки, повод не обязателен. Но в данном случае он есть… Сегодня высочайшим повелением Его Императорского Величества вашему покорному слуге пожалован титул действительного тайного советника…

— О! — Ревин вскочил, расплылся в улыбке, — Ваше высокопревосходительство! Поздравляю!..

— Благодарю!.. Да садитесь, садитесь вы! Оставьте эти церемонии…

— Но почему все на такой траурной ноте, Матвей Нилыч? Это же действительно повод!..

Ливнев невесело махнул рукой и налил еще по одной.

— Это как раз тот случай, когда радоваться нечему. От надоедливого пса отмахнулись, а чтоб не рычал, бросили кость… Я могу быть с вами откровенным?

— Можете, — кивнул Ревин.