Андре Лори - Рубин Великого Ламы

Внимательный допрос скоро позволил узнать активных деятелей бунта. Их было всего четверо. Другие замешались или по незнанию, или по глупости.

Оливье велел позвать четырех виновных и, выслушав их неловкиеобъяснения, сообщил им о своих намерениях.

До первого цивилизованного пункта, где остановится аэроплан, они будут закованы в кандалы… По прибытии в Баку они будут отданы английскому консулу и судимы по всей строгости законов как разбойники.

— Но прежде всего, — прибавил молодой капитан, — вы похороните вашего начальника! Эндимион, возьмите этих четырех людей в могильщики: вы дадите им поесть, снабдите всем нужным; затем они сойдут на землю с останками майора Фейерлея и благоговейно закопают его в лесу…

При этом он тихо сказал негру:

— Вы будете вооружены, но когда кончится работа этих безбожников и если они захотят убежать потихоньку, сделайте вид, что не замечаете: пусть они лучше будут повешены в другой стране!.. Что касается вас, Боб, — произнес он нарочно погромче, — потрудитесь приготовить все к отходу. Как только вернутся эти могильщики, мы поднимемся.

ГЛАВА XXI. Возвращение в Лондон

Час спустя после того, как пассажиры «Галлии» весело окончили холодный ужин, явился Эндимион и, отдавая честь по-военному, остановился перед Дерошем со словами:

— Жду ваших приказаний, капитан!

— Кончили?

— Все сделано. Майор лежит в земле на три фута глубины, а другие четверо, не спросись останков своего начальника, лишь только я сделал вид, что не смотрю на них…

— Рассердились, что не получили того же, что Троттер и доктор! — сказал Оливье, поворачиваясь к командиру.

— Честное слово! Я менее снисходителен, чем вы, мой дорогой друг; если бы я был на вашем месте, то покончил бы с ними счеты! — сурово возразил моряк.

— Мы предоставим эту заботу английскому консулу в Баку! — ответил Оливье.

— Разве мы летим в Баку?

— Да, чтобы несколько разнообразить наш маршрут. Я сначала думал этим путем лететь в Тибет, а потому велел заготовить там запасы нефтяного масла; этим мы и воспользуемся на обратном пути в Англию и сократим путь на несколько часов.

В эту минуту на пороге показался Боб Рютвен.

— Пары разведены, машины готовы, капитан! — сказал он, отдавая честь по уставу.

— Ну, хорошо! идем! — ответил Оливье, выходя на палубу, чтобы отдать приказания.

И почти тотчас же «Галлия» поднялась в пространство, сложив свои чудовищные ноги, и направилась на запад.

Было десять часов. Пассажиры, измученные вечерними происшествиями, один за другим разошлись по каютам. Наступила тишина. Кроме равномерного стука машин и шагов капитана, никакой другой шум не тревожил спокойствия звездной ночи. Лорд Дункан ушел последним, вырвав у Оливье обещание позволить сменить его через несколько часов, чтобы он мог заснуть.

— Вы не из железа, черт возьми! Вам решительно нужен отдых; и не забывайте, — прибавил он с многозначительной улыбкой, — что я с этих пор смотрю на вас, как на одного из членов семьи, и буду не меньше страдать, если вы не побережете себя!

На этом он его оставил предаваться приятным мечтам.

Отец Этель принял его в семью, значит, он считает егосыном!

Тогда это победа, потому что она смотрит его глазами, и если в ее душе есть какие-то таинственные возражения, то они исчезнут при одном слове обожаемого отца. Заговор, недоедание, мучения и сражение — все забыто!

Три часа уединенного размышления пролетели, как мгновение, и когда лорд Дункан, привыкший вставать в четыре часа, пришел его сменить, Оливье показалось, что прошло только несколько минут…

Своим могущественным и быстрым взмахом «Галлия» перелетела уже через обширные равнины, озера, горы, пустыни Тибета и вершины Гиндукуша. Под ногами спящих путешественников промелькнула провинция Кашмир, со своей любопытной столицей, изрезанной узкими улицами, с бесчисленными банями, с крышами, покрытыми землей и проросшими яркими цветами…

Через два часа Оливье поднялся, подкрепленный коротким сном, и вышел на палубу, чтобы сменить мистера Петтибона и дать ему отдых; так наступил день, и три человека, немного подкрепленные сном, почти не ощущали последствий вчерашнего ужасного происшествия.

Наконец раздался колокол к завтраку, стали выходить из кают и постепенно собрались в столовой. Вход Боба Рютвена произвел сенсацию. Имея право по происхождению занимать место среди этого общества и вполне заслужив его вчерашним поступком, он был приглашен Дерошем к столу.

В восторге от такого приглашения, Боб считал нужным счистить с себя краску, — но увы! краска была очень прочная. Все утро он трудился над своим белением, подбодряемый советами Мюриель и рассуждениями лорда Эртона, которого тяготила мысль иметь родственником негра, но все это привело к очень плачевным результатам. При появлении его к завтраку всем бросился в глаза пятнистый цвет его лица и вызвал всеобщий смех.

— Мой бедный Боб! — сказал лорд Темпль, считая нужным взять его под свое покровительство, — что вы сделали со своим красивым лицом?

— К несчастью, я думал, что краска сойдет, — ответил Боб, видимо сконфуженный, — я никогда не предполагал, что она держится так крепко!

— Вы не пробовали пемзой? — спросил Оливье, переходя от неудержимого смеха к состраданию.

— Спросите лучше у Эртона и Мюриель… Они чуть не содрали мне кожу!

— Мы сделали ошибку, — проговорила мисс Рютвен, наклоняя набок голову и рассматривая критическим взглядом свою работу, — именно тем, что начали с носа!..

— Почему? — спросил Боб с беспокойством.

— Это придает вам вид какой-то починенной статуи, которая плохо сделана…

— Было бы, может быть, лучше всего перекрасить все снова до приезда в Лондон! — лукаво поддразнивал мистер Петтибон, находя удовольствие в затруднении своего противника.

— Подите вы! — проворчал бедный Боб. — Хотел бы я увидеть, как бы вы показались в клубе перед товарищами, вымазанный, как я! Мы бы посмотрели, смешно ли вам было бы тогда!..

И он сердито принялся глотать кушанье.

Впрочем, когда прошла минутная вспышка веселья, вызванная приходом Боба, гости «Галлии» казались какими-то убитыми. Ужасные события прошедшего вечера оставили свой след, и никто не мог забыть, что два изменника еще находились на корабле, в лазарете. Так потянулся завтрак без обычного воодушевления.

Все встали из-за стола в то время, как показался Самарканд, а потому каждый поспешил к перилам, чтобы с помощью лорнета или подзорной трубы рассмотреть памятники этого города, когда-то могущественного, но который теперь одряхлел и пришел в упадок со своими дворцами, сотнями мечетей, коллегиями, обсерваториями и своими величественными развалинами.