Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики. Между планетами

— Это все, что я теперь знаю.

— Вы кое-что не учли. — Маршал высветил еще несколько желтых и красных огоньков, а затем, не торопясь, добавил еще несколько пропавших кораблей. — Но вы совершили настоящий подвиг, восстановив по памяти эту схему — она очень убедительно доказывает существование связей, о которых мы только догадывались. Я вижу, вы включили в нее и свой случай — может быть, именно этим и объясняется ваша личная заинтересованность. — Он отошел в сторону. — Ну что, Баслим, вам был задан вопрос. Готовы ли вы отвечать на него?

— Я уверен, что схема доказывает роль Галактического Транспорта! Не во всем, но в наличии своих людей на ключевых участках. Снабжение кораблей. Ремонт и горючее. Может быть, финансирование.

— М-м-м…

— Иначе как все это стало возможным?

— Вы знаете, что вам ответят, если вы решитесь обвинить в поддержке работорговли?..

— Но не в самой торговле. В конце концов, я так не думаю.

— Но вы обвиняете их в связи с ней. Первым делом, они скажут, что и слыхом не слыхивали ни о какой работорговле, что это всего лишь глупые слухи. Затем они будут утверждать, что, как бы там ни было, они всего лишь торгуют кораблями — а разве торговец скобяным товаром, который продает ножи, отвечает за то, что муж пырнет этим ножом свою жену?

— Здесь нет ничего общего.

— Но на этом они не остановятся. Они скажут, что не нарушают никаких законов, и если даже допустить, что где-то в самом деле существует работорговля, как могут они нести ответственность за действия людей, которые, возможно, и творят зло за много световых лет отсюда? И тут они будут правы; вы не можете обвинять людей за то, чего они сами не делают. Затем некоторые вкрадчивые элегантные личности осмелятся намекнуть, что рабство — когда оно существовало — было не таким уж злом, потому что большая часть населения, по сути, будет только счастлива, если ей не придется нести обязанностей свободного человека. Затем они намекнут, что если не будут продавать корабли, это будет делать кто-то другой — таковы законы бизнеса.

Торби вспомнил о безымянном маленьком Торби, скорчившемся во тьме вонючего трюма, плачущем от ощущения ужаса, тоски и одиночества на корабле работорговцев, — а ведь корабль мог быть его собственным.

— Один хороший удар плеткой вышиб бы из них все эти льстивые слова!

— Конечно. Но плети у нас тут не в ходу. Порой мне кажется, что нам не мешало бы обзавестись ими. — Он посмотрел на дисплей. — Мне придется зафиксировать все это; тут есть детали, которые пока не укладывались в общую картину. Спасибо, что пришли к нам. Если у вас появятся еще какие-нибудь идеи, приходите снова.

Торби понял, что его желание пойти в Корпус было воспринято без должной серьезности.

— Маршал Смит… есть еще кое-что, о чем бы я хотел попросить вас.

— Что именно?

— Прежде чем я стану одним из вас, если вы мне позволите… или после того; я не знаю, как это делается… но сначала я хочу уйти в полет как Рудбек из Рудбеков, на своем собственном корабле и проверить те места… красные огоньки, и среди них то, что связано со мной. Может быть, боссу удастся докопаться до таких вещей, до которых секретному агенту не дотянуться.

— Может быть. Но вы же знаете, что ваш отец однажды уже пытался предпринять такой инспекционный облет. И ему не повезло. — Смит почесал подбородок. — Но мы никогда об этом не думали. До того как вы появились во плоти и крови, мы считали, что их постигла обыкновенная катастрофа. Яхта с тремя пассажирами, с командой из восьми человек и без всякого груза не представляла большого интереса для пиратов, а ведь обычно они отлично знают, на что идут.

Торби был в ужасе.

— Вы считаете, что…

— Я ничего не считаю. Но хозяева, что хотят выведать делишки своих подчиненных, которыми те занимаются в другое время и в других местах, рискуют обжечь себе пальцы. И скорее всего ваш отец кое-что подозревал.

— Относительно работорговли?

— Не имею представления. Он хотел все проверить. В этом ареале. А теперь я вынужден буду откланяться. Но буду рад видеть вас снова… или позвоните, и мы встретимся.

— Маршал Смит… в случае чего, о том, что мы с вами обсуждали, я могу поговорить с другими людьми?

— Что? Да обо всем. Пока данные не поступили в распоряжение Корпуса или Стражи. Факты, которые вам известны… — он пожал плечами, — кто им поверит? Хотя если вы будете говорить о своих подозрениях с деловыми партнерами… рискуете вызвать сильные эмоции по отношению лично к себе… хотя часть из них будет носить честный и откровенный характер. А другие? Хотел бы я это знать.

Торби явился так поздно, что Леда уже выходила из себя, сгорая от любопытства. Но она была вынуждена скрывать свои эмоции не только из боязни быть подслушанной, но и из-за присутствия пожилой тетки, которая явилась, чтобы выразить свое уважение Рудбеку из Рудбеков, и осталась ночевать. И лишь на следующий день, после того как они осмотрели ацтекские реликвии, им удалось поговорить.

Торби передал, что сказал Гарш, а потом решился на большее.

— Вчера пытался вступить в Стражу.

— Тор!

— О, я не сошел с ума. У меня была но то своя причина. Стража — это единственная организация, которая пытается положить конец работорговле. Но есть более серьезная причина, по которой я не могу вступить в нее сразу же. — Он рассказал о своих подозрениях относительно связи Рудбеков и маршрутов работорговли.

Она побледнела.

— Тор, это самое ужасное известие, которое мне доводилось слышать. Я не могу поверить.

— Я бы и сам хотел убедиться, что это неправда. Но ведь кто-то же строит их корабли, кто-то ремонтирует их. Работорговцы не инженеры; они паразиты.

— Я все еще с трудом могу поверить, что существует такая вещь, как работорговля.

Он пожал плечами:

— Десять плеток убедят кого угодно.

— Тор! Ты же не хочешь сказать, что тебя секли плетьми?

— Точно не помню. Но вся спина у меня в шрамах.

И пока они шли домой, Леда не сказала ни слова.

Торби еще раз увиделся с Гаршем, а затем они отправились на Юкон в компании старой тетки, которая прилепилась к ним. У Гарша были бумаги, которые Торби должен был подписать, и некая информация.

— Позыв к действию должен поступить от Рудбеков, потому что там была законная резиденция ваших родителей. Второе — мне удалось кое-что раскопать в наших газетах.

— Да?

— Ваш дедушка оставил вам здоровую кучу акций. Обычная история: бурные восторги по поводу вашего рождения. Журнал парижской фондовой биржи перечислил их по номерам. Так что в тот день их все знали.