Роман Проксима - Обещания темноты

– Куда?

Адик молча поплыл вперед, в темноту. Джон двинулся вслед. Идти было легко. Это и шагом трудно назвать, скорее плавный полет над землей. Вокруг стояла тьма кромешная, и единственными источниками света являлись они сами, пронзая тугую завесу мрака энергией души.

– Сейчас, еще немного, и начнется наш последний путь, специально для тебя.

– Какие почести для одной души, – пытался шутить Джон, но что-то не сильно хотелось.

– Далеко немногие заходят так далеко. Сейчас ты узнаешь, как тут все устроено.

Адик светил перед собой узкую тропу, на которую пропускал идти Джона. Не колеблясь, медиум подчинился, к тому же, он совсем перестал испытывать какого-либо рода сомнения.

Тропка твердой земли, посреди страха пропасти и темноты, обещала спокойный и правильный путь. Редкие вспышки света различных цветов, пролетающих с небольшой скоростью по сторонам, иногда заставляли Джона быть осторожнее, но все же выглядели безобидной красотой. И чем дальше они продвигались, тем больше становилось различных вспышек, тем хитрее были их движения, и света становилось больше.

Верона то и дело оглядывался назад – старик по-прежнему плелся за ним, останавливаясь вместе с медиумом. Сдался он ему. Ну умер Джон – зачем теперь всюду его преследовать? Заняться больше нечем? Медиум не понимал, зачем устраивать все это представление, если человека и так уже не вернуть. Прогулки, разъяснения – наверное, для того, чтобы опять найти занятие для души. Нельзя допускать отдыха. Иначе, общество развалится. А говорят, «на том свете отдохнем». Видимо, отдыхать не придется.

– Подожди! – прозвучал неожиданно голос Адика.

Джон остановился, озираясь вокруг себя. Страх не чувствовался, но небольшая доля осторожности ненужным инстинктом сохранилась в подсознании медиума. Он понял, что заставило Адика потревожиться. Справа от них, в полумраке, медленно, но прямо на них приближалось множество мелких объектов, связанных одним скоплением.

– Что это на нас движется, Адик?

– Подожди, Джон, сейчас увидишь, – спокойно говорил старик. Его размеренный голос усыпил бдительность медиума, и он расслабился.

Скопление это было неяркой полосой белого тумана. По мере приближения, Верона заметил, что полоса расширялась, затем и вовсе разделилась на несколько равных полосок, разделенных темнотой.

В конце, когда туман распределился на большой площади в пространстве и остановился расширяться, медиум понял – это была спираль, закрученная от него. И Джон находился в самом ее начале.

– Спираль исходит от меня.

– Все верно, – кивнул старик, – именно так. Вот ты и увидел, что вся история твоей жизни произошла от тебя самого, как от первоистока энергии.

– А ветви спирали что означают – возраст?

– Нет, разумеется. Вся твоя жизнь на Земле уместилась на одну веточку, правда самую крупную из остальных. Вон там, на самом верху, видишь? – Адик указал пальцем над головой, где при жизни у Джона закружилась бы голова, смотря туда, но сейчас он наблюдал это чудо спокойно. Масштаб этой гигантской спирали невозможно было вообразить. Хотя она светилась слабо, но вследствие своего размера, фигура давала достаточно объемный свет. Свет миллиардов крошечных звезд. Личная галактика жизни Джона Вероны.

– А что значат эти огоньки?

– Это сгорают твои душевные силы. Тут, на последней спирали, их совсем ничего осталось, а вот последняя сейчас – ты.

Джон удивился, и попытался больше не испытывать никаких ощущений, чтобы не тратить энергию. Он отвлекся от созерцания спирали и спросил у Адика:

– Зачем же ты тогда мне все это говоришь, показываешь все это, время тратишь? Ведь у меня осталась последняя частица, и скоро она канет в бездну, зачем все это?

– Я обязан тебе все показать. Пока мы здесь с тобой разговариваем – твоя энергия будет с тобой. Потом все узнаешь, не торопись, лучше спрашивай, пока еще есть возможность.

Похоже, тайны и нераскрытые вопросы – будут всегда сопровождать теперь Джона. Он уже боялся спрашивать, все равно ответа он либо не поймет, либо им не удовлетворится. А, впрочем, теперь можно все – друзей он не вернет, миссия спасения его больше не касается, он сам для себя. Наконец-то этот момент настал. Не хотелось медиуму больше думать, разбивать сознание пустыми проблемами. Все в прошлом. Вон на той большой спирали. А он здесь сейчас тратит последние мысли на пустоту, на грязь и ненужные знания.

– Что значат остальные ветви?

– Вторая сверху ветвь – это тот мир, в котором ты очутился после смерти.

– Но я не умирал. Я был в коме.

– Это не столь важно, Джон. Теперь забудь о прошлом, – старик ничему не удивлялся, отвечал сразу, спокойно, стараясь донести каждую фразу.

– Остальные ветви – миры, в которых ты мог очутиться, в которых ты немного побывал, пусть и во сне, – продолжал Адик.

– А, где души жертвуют собой ради блага других?

– Да, эта следующая спираль, вон, видишь, там тоже у тебя есть несколько огоньков – энергию тратил.

Верона решил сразу узнать как можно больше, чтобы потянуть время. У него вдруг стало появляться чувство, что существовать ему осталось совсем недолго. Кто-то похищал энергию.

– Когда люди жертвуют собой ради другого – куда они попадают? Разве есть место, страшнее, чем где они были?

Вероне сразу вспомнилась комната проводника Михаила, устланная человеческой кожей на полу. Но все же, та комната казалась бутафорией, жалкой пародией темного места, с красным, как кровь небом и черным хаосом кругом.

– Когда души совершили пожертвование, и проводник принял жертву, тогда эта душа переносится на спираль выше – то есть туда, где ты очутился сразу после смерти.

Медиум не понял:

– Постой, а что делается тогда с душами, ради которых жертвы были принесены?

– Ничего. Они оказываются на той же самой ветви, только немного дальше. Они снова просят о помощи, умоляют других душ пойти на жертву, но история повторяется. Многие, почти все, сходят с ума. Кто смирится со своим положением, того ждет награда – смерть.

Неожиданно поднялся ветерок. Точнее не ветер, а его завывание. Гул, возникший ниоткуда, нарастал. Вспышки света, которые маячили перед глазами как назойливые мухи, теперь разлетелись кто куда. Они боялись этого гула. А он все рос, нарушая здешнюю тишину, тревожа нутро Джона, последнюю его частичку. Адик стоял, сложа руки перед собой, в полном спокойствии. Его лицо, уже вполне ставшее узнаваемым, человеческим лицом, не выражало никаких эмоций. Полное равнодушие и терпение.