Василий Головачев - Черный человек. Научно-фантастический роман

Джума критически оглядел хирурга, ткнул пальцем в живот, вздохнул сожалеюще:

— Отощал малость, кожа да кости…

Все трое засмеялись. Клим напряг мышцы, приподнял врача и положил на кровать.

— Ладно, ладно, убедил, — сказал тот, вставая. — Вижу, что здоров как бык. Рад видеть тебя в форме.

Мальгин сел на кровать, Ромашин и Хан уселись напротив, вырастив кресла из стены.

— Как я здесь очутился?

— А что вы помните? — спросил Ромашин.

Клим нахмурился. Чудовищные метаморфозы орилоухской природы встали перед глазами, удивительный колеблющийся «призрак» смотрел на него миллионом глаз, судорога ломала стену ущелья, а напротив висел «черный человек» — Шаламов, и не хватало решимости включить гипнотизатор…

— Мне показалось, что на меня прыгнул какой-то зверь, — проговорил Мальгин. — Потом вспоминаются всякие кошмары, но это, видимо, уже последствия.

— Нам удалось вытащить вас в последний момент. Едва десант пошел вверх, ландшафт ущелья полностью изменился: на его месте выросло нечто вроде чаши, заполненной кипящей лавой. Подобные трансформации ландшафта вообще характерны для Орилоуха, так что вы чудом остались в живых.

Помолчали. Мальгин никогда не предполагал, что ему на роду написано испытать так много необычных приключений в космосе, далеко от Земли, но он был рад, что выдержал эти незапланированные им самим испытания.

— Что с Шаламовым? Вы его… задержали?

— Нет, ушел, к сожалению. Вместе с «черным человеком». И где они находятся в данный момент, никто не знает. Во всяком случае, ни на Орилоухе, ни на Маате, ни в Горловине они не появлялись. Кстати, почему вы не воспользовались «василиском»? — Ромашин покосился на Джуму Хана, который ответил ему таким же косым взглядом.

Мальгин задумался, потом тихо сказал:

— Мне почему-то казалось, что это… вроде удара в спину. Он не знал, что у меня есть гипнотизатор… а я хотел предупредить, но так и не смог.

— Ты молодец, — заявил Джума убежденно. — Это тебя спасло. Излучение гипнотизатора «переключило» бы личность Шаламова на его альтер эго — второе «я», на личность «черного человека», а тот мог отреагировать гораздо агрессивнее.

— Я в это не верю, — вежливо возразил Ромашин, — но объективности ради приходится признать, что Даниил, видимо, обладает особыми психофизическими способностями. По вашей записи мы расшифровали разговор Даниила с маатанином и выяснили многое из того, что было непонятным до сих пор. У «черного человека» наступил какой-то жизненный кризис, так сказать, «соблазн небытия», он ищет то ли смерти, то ли забвения, а Шаламов жаждет разобраться в запасах маатанских знаний, «записанных» у него в мозгу. Судя по всему, он очень изменился. Если раньше он был просто увлекающейся натурой, бескорыстной и прямой, хотя и не без проявлений беспечности, то после бегства его уверенность гипертрофировалась в самоуверенность, воля — в своеволие, независимость — в авторитарность, решительность и жесткость, и базируется все это на прогрессирующем равнодушии.

Мальгин с недоверием посмотрел на гостя.

— И все эти выводы вы сделали на анализе одного разговора?

— К сожалению, не только. Расщепление личности Шаламова — факт, подтвержденный множеством косвенных улик, и никуда от него не деться. Да, конечно, биологическая основа человека требует физически и психологически напряженной жизни, такими нас вырастила природа, запрограммировала эволюция, но если нормальный человек успешно подавляет агрессивность и хищнические инстинкты, доставшиеся нам в наследство от предков-динозавров, то человек с такими нарушениями мозга, как у Даниила, способен на… в принципе, на все, причем независимо от его желаний, что страшнее всего. Вот почему надо было задержать его. Понимаете?

Любой ценой, понял Мальгин невысказанную мысль Ромашина. Задержать надо было любой ценой… Может быть, он прав?

— Знаешь, Клим, что такое орилоуны? — после паузы нарочито оживленно спросил Хан. — Не кто, а что, именно так. Оказывается, все «живые» организмы на Орилоухе, которых мы считали таковыми и хозяевами планеты вдобавок, на самом деле являются реализациями математических формул, снабженными способностью к размножению и движению. Квазижизнь! А сами орилоуны канули в неизвестность, понастроив в Галактике тысячи станций метро типа тех, что ты видел в Горловине и на Маате. Только на Маате машина метро — тот самый Хранитель Пути — еще жива, а в Горловине остались лишь скелеты, хотя и сохранившие способность к «струнной» связи.

Мальгин кивнул, не особенно удивившись.

— Знаешь, с кем ты столкнулся на Орилоухе? — продолжал Хан. — «Призрак» с глазами — это воплощенное материально множество Мандельброта… — Джума посмотрел на Ромашина и замолчал.

— А Страж Горловины? — против воли поддержал врача Мальгин. — Известно, для чего и кем он создан?

— Со Стражем еще не все ясно. С одной стороны — это искусственный объект, не позволяющий «серой дыре» закрыться, превратиться в частицу микромира, с другой — это узел пересечения древних трас обмена информацией с другими вселенными, — сказал Ромашин, понимающе глядя на больного. — А с третьей — это самоподдерживающая система с полной утилизацией отходов и признаками живого организма. Кем она построена или выращена, не знает не только Шаламов, но, видимо, и сами «черные люди». Клим, у вас свой взгляд на вещи, и ответ ваш может дать разгадку… Меня взволновала одна фраза «черного человека» в разговоре с Даниилом. Маатанин сказал, что его смерть опасна для окружающих. Что он хотел этим выразить?

— Не знаю, — подумав, произнес озадаченный Мальгин. — Темный лес. Извините.

— И я не знаю, — вздохнул Ромашин. — И не узнаю, наверное, хотя чувствую, как это важно.

— Еще узнаете.

— Вряд ли. — Ромашин едва заметно улыбнулся, совсем не так, как улыбался раньше. — Нет возможностей. Я уже не начальник отдела безопасности.

— Что?! — Мальгин не поверил своим ушам. — Не начальник отдела? — Посмотрел на Джуму. Тот отвел глаза.

— Три дня назад решением Совета безопасности отстранен от должности. Такие вот дела.

Клим растерянно перевел взгляд с одного гостя на другого. Джума Хан слегка пожал плечами и кивнул. Мальгин снова посмотрел на Ромашина. Тот сидел спокойно и невозмутимо, будто ничего существенного не произошло. Он был очень сильным человеком, жестким, заряженным на результат, всегда добивающимся поставленной цели, и Мальгин вдруг подумал, что по контрасту с ним самим этого человека можно назвать «человеком-нет», потому что сам Клим, сказав «нет», мог сделать наоборот, а ромашинское «нет» было незыблемым, как монолит.