Евгений Лотош - Птенцы соловьиного гнезда
— Можно посмотреть поближе? — осведомился репортер, кивая на стену.
— Мое величество не возражает, — вальяжно махнул рукой парень. — Смотри и впечатляйся. А я понаблюдаю, как ты впечатляешься.
Впечатлиться действительно нашлось чем. В некоторых картинах и рисунках обалдевший Вай опознал оригиналы кисти художников хотя и современных, но страшно дорогих. По крайней мере две акварели, судя по инициалам в нижнем углу, принадлежали перу Квера Танакиса — новой звезды, уже достаточно прочно утвердившейся на художественном столичном небосклоне. Если Вай правильно оценивал их стоимость, каждая тянула тысяч на пятьдесят. Висели картины и других художников, менее известных, но все равно модных и дорогих. Среди них как-то даже странно смотрелся листок с кривой надписью от руки «Расписание дежурств по кухне», в графах которого стояли имена — «Карина», «Цукка», «Майя», «Саматта», «Палек», «Дзинтон». Столбец с именем «Карина» аккуратно перечеркнули с пометкой «До зимников». Однако же и порядочки у них в доме! Держать на стенах такие картины и не иметь средств для найма горничной и кухарки?
Среди прочих рисунков его взгляд привлекли карандашные скетчи Мая Куданно, легкие, летящие, изображающие контуры возносящихся ввысь ажурных зданий, утопающих в окружающих садах. Рисунками этого модного в последние пару лет художника, еще одной восходящей звезды, могли похвастаться лишь три картинных галереи Оканаки и пара частных коллекций. Каждый уходил тысяч за тридцать-сорок, никак не меньше. А здесь только в столовой на стенах их висело десятка полтора. Да, владелец отеля совершенно точно не мог пожаловаться на бедность. Недаром тот… Ящерка, кажется, рвался пощупать его кошелек.
— Чепуха, — перехватив взгляд репортера, небрежно бросил Палек. — Дзи заставлял рисовать, чтобы руку набить. Я с трудом от художественной школы отбился, вот он сам меня и воспитывал.
— Рисунки… твои, господин? — поразился репортер. — Ты автор?
— Лентяй и бездельник он, а не автор, — Яна вошла в столовую, неся на подносе три чашки и кувшин. Она поставила чашку перед Ваем и налила ему ледяного чая. — Если бы папа с Цу его не заставляли работать, целыми бы днями дурью маялся. Прошу, господин.
— То есть Май Куданно — твой псевдоним, господин Палек? — Вай с наслаждением отхлебнул чай, чтобы скрыть замешательство. — Я не думал, что…
— И не думай дальше, — разрешил юнец, откидываясь на спинку стула. — Не дождетесь, не стану я художником. То, что Дзи несколько штук продал, еще ничего не значит. Хочется ему — пусть развлекается. Вот наброски настоящих проектов я бы тебе с удовольствием показал, но ты не оценишь. Никто пока не оценил, — со вздохом добавил он. — Архитекторы говорят, что слишком художественно, художники — что слишком механистично и приземленно…
— И не оценят, пока вместо учебы в Манеже прохлаждаешься! — презрительно сморщила нос Яна. — Руку набивать надо, а не с лошадками возиться, как маленькому.
— Лучше с лошадками возиться, чем в оперном после универа девочкой-подпевочкой подрабатывать! — не остался в долгу Палек. — Оперной певицей она станет, как же! Со своим тоненьким голоском, ага. Представляю себе афишу: «Весь вечер на арене скулит магистр социологии!» — точно, народ валом повалит, чтобы на такое чудо посмотреть. Как на дрессированную обезьяну в цирке!
— Лика, — зловеще произнесла Яна, — тебе не слишком жарко? Ты чайку не хочешь? А то я могу тебя и напоить, и душ тебе остужающий устроить…
На глазах у Вая, у которого голова пошла кругом, кувшин взмыл со стола в воздух и, угрожающе покачиваясь, завис над макушкой парня.
— Цукке нажалуюсь, — предупредил тот. — Она тебя саму в чае искупает. Заставит два дня на кухне дежурить или в ухо плюнет.
— Ой, испугалась! — фыркнула та, но кувшин все-таки опустился обратно на столешницу.
Ваю захотелось взять себя за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы прийти в себя. Он опустился на табурет возле стола и подпер голову руками. Парочка перепиралась так же, как пикировались бы обычные брат с сестрой. Но назвать их обычными язык не поворачивался. Одна — девиант первой категории. Во имя всех богов, она еще и учится на социолога и поет в опере, если верить тому, что сказал мальчишка! А сам мальчишка — талантливый художник-самоучка, который с легкостью мог бы стать звездой художественных салонов и вернисажей. А еще с ними живет вторая девица-девиант. И красавица-астрономша, разбирающаяся в небесной механике лучше, чем он, Вай, понимает высокую моду. И бывший солдат, заделавшийся археологом. И совершенно загадочная личность по имени Дзинтон Мураций, нежно любящая своих приемных детей, мимоходом ломающая через колено бандитов, до смерти запугивающая собов и при том не гнушающаяся дежурить по кухне. Не дом, а гнездо уникумов! Ох, если бы только ему удалось сделать репортаж!
— Папа проявился, — тем временем сообщила Яна, сузившимися глазами разглядывая брата. — А то бы я тебе показала, какой у меня голосок!
— Вы еще подеритесь с применением подручных средств! — насмешливо сказал вошедший в столовую мужчина. — Только имейте в виду, что разбитую посуду вычту из карманных денег, придется неделю лапу сосать.
— Вот так всегда, — вздохнул Палек. — Зажимают молодежь, не дают выплеснуть избыток энергии. Ну ладно. Янка, дуэль! В «сто сорок четыре» на традиционной раскладке, я хожу первым.
— Заметано! — кивнула девица. — Если я выигрываю, сегодня вечером дежуришь по кухне вместо меня.
— А если я, то ты завтра весь день вместо меня.
— Нечестно! — оскорбилась девушка. — И вообще у меня завтра в театре репетиция, я туда сразу после занятий иду. Вечером в твое следующее дежурство, идет?
— Девчонки! — покровительственно заметил юноша. — Никогда достойно проигрывать не умеют. Ладно, согласен. Итак, сударыня, дуэль!
— Дуэль! — сверкнув глазами, согласилась Яна, вскакивая. — Пошли.
И они плечом к плечу вышли из столовой, едва не застряв в дверях, поскольку не желали уступать друг другу дорогу.
— Молодежь… — хмыкнул новоприбывший мужчина, усаживаясь за стол напротив репортера. — И так круглые сутки. Но, между прочим, от чужого друг друга грудью заслонить готовы. Ну что, господин Вай, ты все-таки наткнулся на мою базу…
Вай во все глаза разглядывал его. Типичный южанин, лет двадцати пяти-тридцати на первый взгляд. Невысокий, худощавое гибкое тело, ежик жестких темных волос, высокие скулы, бездонно-черные глаза. И едва заметные морщинки возле глаз, выдающие внимательному наблюдателю истинный возраст: не менее сорока, а то и заметно побольше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});