Евгений Прошкин - Слой

Сердце окаменело и раскалилось. Из него, будто из реактора, выплескивалась невыносимая боль. Пульсируя, растекалась по всему телу — до ресниц, до ногтей, до мозолей на пятках.

Сердце... Оно ж на аппарате, дохлое совсем. И ведь не боятся... А если он умрет? А им все равно. И ведь не умирает... Сердце... Больно!! Сердце... Больно!.. Больно... больно-о-а-ааа!!! Больно...

— На сегодня все, — объявил где-то внизу мясник.

— Оклемается, он крепкий.

— Вряд ли.

Константин ожидал падения в черную воронку, затем — карусели огней и звуков и наконец прорыва к знакомому окну с наручником на стояке, но ничего это не было. Он мягко приземлился обратно в постель и ощутил остатки покидающего мышцы напряжения.

Доктор и Морозова тихо беседовали, потом она хлопнула его по плечу и вышла. Мясник покосился на неподвижное тело и направился следом.

— Ты! Иди сюда, — сказал он кому-то в коридоре. — Смотри за ним. Если очнется, чтоб ничего не трогал. И ты не трогай. Позовешь, я в буфете буду.

Костя зажмурился.

Мягкая обувь охранника тихо поскрипывала. Плотно притерлась дверь. Звякнул шпингалет. Ножки стула проехали по линолеуму и остановились у самого изголовья. До Кости донеслось чье-то близкое дыхание.

— Эх ты, маньяк... — сокрушенно проговорил охранник. — За что же вы меня, а?

Костя резко повернулся и, отпрянув, уперся затылком в приборы. Перед ним сидел Борис.

— Я к тебе всей душой. А ты мне горло перерезал. Как барану. Н-да-а... Я и есть баран. Связался с маньяком...

— Ты? — выдавил Константин. — Мы же закопали тебя... А, это было там...

— Каждого где-нибудь закопают. Обидно, когда раньше времени.

— Как ты сюда попал?

— А ты?

— Я здесь живу. Жил, — оговорился Костя.

— Ну, и я тоже.

— Да, верно. Мы же все в двух экземплярах.

— Не в двух, маньяк, — покачал головой Борис. — Этих экземпляров намного больше.

— Но ты... ты сюда... как я туда... — замямлил Константин. — Объясни!

— Не собираюсь, — отрезал тот. — Тебе мое знание как ребенку — атомная бомба. Тот майор ФСБ — сотник твой, да? Вот и сидите с ним. У меня дома музыка хорошая была. И деньжат маленько. Ладно уж, забирайте, мне их больше не видать. Под диваном паркетина одна вынимается. Сами найдете.

— Тебе баба какая-то телефон обрывает, — невпопад сказал Костя. — Про твою теорию...

— Зашевелились! Я же говорил, что до них дойдет. Все не так уж сложно, надо только перестать мыслить догмами.

— Как получилось, что мы с тобой встретились? Это что, совпадение?

— В определенной мере.

— Не верится.

— В данном слое я старший лейтенант Гвардии. Это и есть совпадение. Остальное...

— Ты сам! — неожиданно догадался Костя. — Остальное ты сделал сам! Но как ты перемещаешься?

— Никто никуда не перемещается. Туда, где вы меня прирезали, я уже не попаду. На свете много мест, куда нам вход заказан, но еще больше мест открыто.

— Значит, нас много? Каждого: тебя, меня, Нуркина...

— Вот дебил! — рассмеялся Борис. — Ты все своим Нуркиным страдаешь. Взорвали его давно — вместе с тачкой, телохранителями и тремя десятками случайных прохожих. Лично мне, как гражданину России, от этого не полегчало.

— Про Нуркина я просто для примера, — суетливо замахал руками Константин.

Он чувствовал, что уже накатывает, что сейчас, через несколько секунд, его выкинет назад, а разговор только начался — так много нужно было прояснить...

Борис, заметив, что Косте становится хуже, отнес стул обратно к столу и откинул щеколду.

— Отдыхай, маньяк. Меня сюда надолго перевели. Может, встретимся еще.

— Я вчера показания давал, — опомнился Константин. — Заложил кого-то. Только это был не я! Как это возможно?

— Возможно, маньяк, возможно. Тебя, наверное, еще где-то убили. А в этом слое ты вроде магнита. На волоске от смерти. Лучше тебе здесь не оставаться.

— И я о том. Только сам не могу. Помоги, а? Я же тебя прикончил! Вот там рубильник. Прошу!

— Не хочу, накажут. Я ведь человек служивый. — Борис указал подбородком на погон и открыл дверь.

— Эй! — захрипел Костя. — Еще скажи... не уходи, мне надо знать!..

Стены палаты дрогнули и поплыли — все быстрей и быстрей, пока прыгающий силуэт Бориса не размазался в широкую черную полосу с золотой прожилкой — погоном старшего лейтенанта...

Географ, холера его возьми, до телефона все же добрался. Костя поднял с пола трубку, послушал короткие гудки и положил ее на рычажок. Отвечал на звонок или сам кому-то названивал? Если сам, то кому? Поди теперь узнай.

Пошатываясь, он добрел до ванной и сунул голову под струю холодной воды. Затем отправился на кухню, но, наткнувшись на торчавший нож, круто развернулся к кабинету. Записи этого ненормального — теперь-то он точно до них доберется. Посмотрим, что там у него за теория.

Не успел он дойти до секретера, как кто-то позвонил в дверь. Чертыхнувшись, Костя замер на месте и прислушался — ящик не работает, магнитофон тоже. Свет везде погашен. Нет никого, ясно?

В дверь опять позвонили. Он на цыпочках прокрался в прихожую и только там вспомнил, что «глазок» у Бориса не врезан.

Звонить перестали, начали стучать. Что за хамство?

— Открывайте, вам телеграмма! — крикнули на лестнице.

«Чего орешь, дура, нет же никого», — раздраженно подумал Константин.

— Телеграмма вам! Телеграм-ма! «Молния», открывайте!

Голос был казенный, какой-то деловой и страшно спешащий. Костя понял, что бабенция не отвяжется.

— Я никаких телеграмм не жду, — сказал он из-за двери, мучительно осознавая, что допустил ошибку.

— Вы, молодой человек, с ума сошли? Кто их ждет? Они сами приходят.

— Положите на коврик, — упрямо попросил он.

— Мне подпись ваша нужна. Мы и простые на коврики не кладем, а у вас молния. Да выйдите! Что вы там, голый? Мне неинтересно, я отвернусь.

Поколебавшись, Костя отодвинул засов и приоткрыл дверь.

В щель просунули руку с пистолетом и, уткнув ствол ему в горло, взвели курок.

— Тьфу, блин!.. — проговорил он. — Я так и знал.

Глава 3

— Зачем же вламываться? Я бы и сам открыл.

Сухопарый мужчина предпенсионного возраста повертел в руках вырванный с мясом замок и снизу вверх посмотрел на Петра. Жилец имел белые пушистые бакенбарды, и Петр сразу понял, что винтовку он не брал.

— Водопроводчика пускать не желаете, а ФСБ — пожалуйста, — с укором сказал он.

— Так это вы звонили. Я догадался, что там подвох какой-то.

— Неужели?

— Я в жэке восемь лет проработал. Никто этой профилактикой не занимается. Только по факту прорыва.

Жилец находился в квартире один, да Петр и не представлял, как здесь поместится кто-то еще. В коридорчике можно было разойтись, только втянув животы, а выкуренная на кухне сигарета вмиг задымила и комнату, и санузел.