Евгений Прошкин - Слой

– Зависит от ценности показаний. Как условились.

– Угу. Вышка, – буркнул Константин, не очень понимая, кто и с кем условился.

– Говорить не собираешься, – кивнула Морозова.

– О чем?

– Некоторые из членов правительства вам симпатизируют…

– Как все порядочные люди.

– Фамилии порядочных людей.

Константин промолчал.

– Сделай ему больно, – приказала Морозова.

Мясник пересел не вертящееся кресло возле аппаратуры, и Костино сердце застучало быстрее.

– Не бойся, я еще не начал, – заявил доктор.

– Убей меня… – одними губами сказал Костя.

Он потрогал разноцветный жгутик, входящий в ребра чуть пониже левого соска. Дырки в коже зарубцевались и перестали кровоточить. Будто так и было. Прямо киборг какой-то, с невеселой усмешкой подумал он. Перекусить бы провода зубами – и сказке конец.

Константин вяло провел пальцами по переключателям с непонятными обозначениями на французском. Не поскупились, сволочи, на импортную технику. Разладить, конечно, можно все. Нажать каждую кнопку. И проволоку порвать для гарантии. Не в этом проблема. Как решиться? Добровольно уйти из жизни… В юности он об этом размышлял, да кто в юности об этом не размышляет? Все пустое. Сопли. Вот они, ручки. Повернуть, и до свидания. Нет, невозможно. Цепи инстинктов не сбросить. Пусть мясник мучает, может, перестарается…

В сердце воткнулась тупая игла боли – воткнулась и пустила отростки, раскрылась, как китайский зонтик. Косте показалось, что его парализовало – боль распространилась по телу и мгновенно овладела всеми мышцами, вывернула суставы, сдавила легкие. Он кашлянул – ноги отозвались судорогой, согнул колено – что-то закипело в позвоночнике и, добежав до макушки, взорвалось.

– Он еще с нами, – подал голос доктор.

– Батуганин? Валуев? – Спросила Морозова. – Кто?

– Да, – легко согласился Костя. – Валуев и Батуганин… И Кочергин… И Панкрашин…

– Еще, – сказала Морозова.

Константин собрался назвать новые фамилии, но понял, что реплика относилась не к нему.

Боль стала сильнее – настолько, что он проклял свою выносливость. Кажется, его попутно пичкали какими-то стимуляторами. Чтоб не терял сознание. Чтоб говорил.

– Перечислить состав правительства я могу и сама. Мне нужны предатели.

– С чего ты взяла, что я знаю? Я простой солдат.

– Вчера ты был солдатом осведомленным, а сегодня опять простой. У тебя что, циклы?

– Циклы у тебя, падла старая!

– Решил колоться – колись до конца, – сказала Морозова, пропустив «падлу» мимо ушей. – А раздвоение личности разыгрывать не надо. Психоаналитиков у нас для тебя нет.

– Решил колоться? – Искренне удивился Константин. – Кто? Я?! Когда?

– Вчера. И предоставил весьма ценную информацию.

Костя оторопело заморгал. Вчера… Вчера, прийдя в себя после провала, он впервые не смог вспомнить деталей. Что с ним было? А если его действительно пичкают какой-нибудь химией? Он давно слышал про волеподавители, «таблетки правды», но всерьез эти разговоры не воспринимал. Хотя, будь он следователем, он бы и сам ими пользовался. Но тогда почему их не дали сегодня?

– И что же я тебе вчера поведал?

– Это так важно? Пожалуйста: всё, имеющее отношение к силовой акции против Нуркина…

Костя стиснул зубы и зажмурился. Неужели он не выдержал?..

– Ты назвал и тех, кто планировал, и тех, кто собрал взрывное устройство, и тех, кто привел в исполнение, в общей сложности – двенадцать человек. Мы проверили – все подтвердилось. Если хочешь, повесим у тебя над кроватью именную благодарность.

Он открыл глаза и вопросительно посмотрел на Морозову. Двенадцать человек? Любопытно. Ах, он рассказал о том, кто устранил Нуркина здесь, в этом слое. А ему-то самому это откуда известно?!

Берет на понт, озарило Костю. Не я шизофрению разыгрываю, а она. Не было ни ее таблеток правды, ни моих откровений. Дурака из меня делает. Новое слово в области дознания?

– Ваши люди в правительстве. Считаю до пяти. Или тебе нравится?

Костя с отчаянием глянул на провода. Вырвать, с корнем, а то и вправду язык развяжут. Только о чем он может рассказать? О том, как воскрес в другом слое? О том, как легко убирал членов правительства? Самых могущественных и недоступных людей России. Клерка, ларечника, таксиста…

Сердце окаменело и раскалилось. Из него, как из реактора, выплескивалась невыносимая боль. Пульсируя, растекалась по всему телу – до ресниц, до ногтей, до мозолей на пятках.

Сердце… как они его?.. Оно ж на аппарате, дохлое совсем. И ведь не боятся… А если он умрет? А им все равно. И ведь не умирает… Сердце… Больно!! Сердце… Больно!.. Больно… больно-о-а-ааа!!! Больно…

– На сегодня все, – объявил где-то внизу мясник.

– Оклемается, он крепкий.

– Вряд ли.

Константин ожидал падения в черную воронку, затем – карусели огней и звуков и, наконец, прорыва к знакомому окну с наручником на стояке, но ничего это не было. Он мягко приземлился обратно в постель и ощутил остатки покидающего мышцы напряжения.

Доктор и Морозова тихо беседовали, потом она хлопнула его по плечу и вышла. Мясник покосился на неподвижное тело и направился следом.

– Ты! Иди сюда, – сказал он кому-то в коридоре. – Смотри за ним. Если очнется, чтоб ничего не трогал. И ты не трогай. Позовешь, я в буфете буду.

Костя зажмурился.

Мягкая обувь охранника тихо поскрипывала. Плотно притерлась дверь. Звякнул шпингалет. Ножки стула проехали по линолеуму и остановились у самого изголовья. До Кости донеслось чье-то близкое дыхание.

– Эх ты, маньяк… – сокрушенно проговорил охранник. – За что же вы меня, а?

Костя резко повернулся и, отпрянув, уперся затылком в приборы. Перед ним сидел Борис.

– Я к тебе всей душой. А ты мне горло перерезал. Как барану. Нда-а… Я и есть баран. Связался с маньяком…

– Ты? – Выдавил Константин. – Мы же закопали тебя… А, это было там…

– Каждого где-нибудь закопают. Обидно, когда раньше времени.

– Как ты сюда попал?

– А ты?

– Я здесь живу. Жил, – оговорился Костя.

– Ну, и я тоже.

– Да, верно. Мы же все в двух экземплярах.

– Не в двух, маньяк, – покачал головой Борис. – Этих экземпляров намного больше.

– Но ты… ты сюда… как я туда… – замямлил Константин. – Объясни!

– Не собираюсь, – отрезал он. – Тебе мое знание, как ребенку – атомная бомба. Тот майор ФСБ – сотник твой, да? Вот и сидите с ним. У меня дома музыка хорошая была. И деньжат маленько. Ладно уж, забирайте, мне их больше не видать. Под диваном паркетина одна вынимается. Сами найдете.

– Тебе баба какая-то телефон обрывает, – невпопад сказал Костя. – Про твою теорию…

– Зашевелились! Я же говорил, что до них дойдет. Все не так уж сложно, надо только перестать мыслить догмами.