Александр Громовский - Феникс

Он быстро отвел взгляд от промежности водителя, которая имела несомненно женский вид, и вперился глазами в дорогу. Ай-яй-яй! Нехорошо так думать. Но ведь мысль за хвост не схватишь. Ее очень трудно удержать в рамках приличия. А, впрочем, что тут такого неприличного? Если человек счастлив, разве так уж важно - как и с кем он живет? Если уж на то пошло, некоторые элементы старой морали есть не что иное, как половой расизм. Почему протез ноги или руки - это прилично, морально и гуманно. А протез члена - неприлично и аморально, почему?

- ...она, квашня, деньги зарабатывать не умеет - пусть дома сидит, хозяйством занимается, - продолжал распинаться водитель. - А я работаю, обеспечиваю семью. Имею я права на уважение?

- Безусловно, - подтвердил его права Георг. - Но хозяйство вести тоже дело не легкое.

- А я и не спорю. Каждому свое. Один деньги зарабатывает, другой борщи варит, белье стирает. Такое их, бабское, дело. Но распускать их нельзя. Не то на голову сядут и ножки свесят. Я правильно говорю?

- Совершенно с вами согласен, - ответил Георг. - Мудрое распределение ролей. Кстати о деньгах, сколько я вам буду должен?

- Вы, я вижу, человек хороший, понимающий. Это с виду вы смурной, а так ничего - душевный. Поэтому, как с хорошего человека, я возьму с вас по-божески. При социализме, я бы вас, может быть, вообще бесплатно довез. Но теперь капитализм. Человек человеку - тамбовский волк. - Водитель показал прокуренные, но крепкие зубы. - Да и детей кормить надо. У меня их двое.

- Я располагаю суммой в пол-орла, - сказал Георг, чувствуя себя очень скверно из-за своей бедности. - Это все, что у меня осталось. Вас устроит такой гонорар?

- Отчего не устроит, очень даже устроит, - улыбнулся водитель. - Это даже больше на что я мог рассчитывать. Сейчас конкуренция большая. Я не повезу - другой повезет. Но вот задаром вас точно никто не повезет. Назад-то как думаете возвращаться? Да еще с подругой... Мы давайте так сделаем. Как приедем, - вы отправитесь на поиски своей пассии, а я вас подожду.

- Дай Бог здоровья и процветания вашей семье! - сердечно поблагодарил Георг. - Но, право же, не стоит беспокоиться...

- Да какое там беспокойство! Мне все равно придется обратно ехать порожняком. Вряд ли я там клиентуру найду. А так хоть помогу хорошему человеку. И на подругу вашу заодно погляжу. Стоит ли она таких хлопот или нет?

- Она стоит, - уверенно ответил Георг.

- Красивая? - с легким оттенком зависти спросил отец семейства.

- О да! - вскинув голову, воскликнул пассажир.

- Вы, наверное, художник или писатель?

- Почему вы так решили? - опять удивился пассажир проницательности водителя.

- А все деятели искусства любят исключительно красивых женщин.

- Ну, этот тезис весьма спорный.

- Да что уж тут спорного, чувство красоты у вас в крови. А потом, только они любят употреблять слово "гонорар", имея в виду деньги. Как-то я вез двоих, так они только о гонорариях и говорили про меж собой: кто сколько огреб или собирается огрести. Но вы, я вижу, не такой. Не обижаетесь?

- Нет, не обижаюсь. Хотя гонорар и гонорея - очень актуальные темы в среде людей искусства. А насчет профессии вы правы - я художник.

- Художников я уважаю, - довольным голосом сказал водитель, - и всегда им завидую. Как это они могут так нарисовать, что не отличишь от настоящего. Правда, это не каждому художнику удается. Другой так намажет, сам черт не разберет. Народу это непонятно. А вы кто? Этот... как его?.. ну, который рисует как в жизни...

- Реалист.

- Во-во! Реалист или...

- Я реалист, - ответил художник, не испытывая при этом никакой гордости от своей близости к народу.

- Я сразу же так и подумал, - уважительно сказал водитель. - Те, другие, люди несерьезные, я им не доверяю.

Господи, только бы он не начал рассуждать об искусстве!" - взмолился Георг, и, чтобы отвлечь водителя, обратил его внимание на дорогу, забитую уже одними легковушками. Трасса для тяжелого транспорта ушла в сторону, а они свернули налево, на грунтовую дорогу.

- Как вам кажется, мы правильно едем?

- Не беспокойтесь... Простите, как вас зовут?

- Георгий... - Он хотел произнести имя с отчеством, но передумал, боясь, что водитель сочтет это за снобистское желание дистанцироваться.

- Победоносец? Ну, с таким именем мы везде прорвемся. Не беспокойтесь, Георгий, мы идем правильным курсом. Сейчас спустимся с горы, проедем санаторий "Подснежник", а потом еще раз - в гору и через поля, вдоль леса... а там уж и аэродром. Проверено - мин нет! - захохотал хриплым смехом водитель и, протянув руку, представился. - А меня зовут Владленом.

- Очень приятно, - отозвался Георг, пожимая шершавую, небольшую, но очень твердую ладонь Владлена.

Они ухнули с горы вниз с большой скоростью, даже на секунду Георг почувствовал значительное облегчение веса тела, как при невесомости. В низине "Нива" пошла зигзагами. Шофер выбирал наиболее крепкие участки дороги в смысле проходимости и довольно эффективно и эффектно маневрировал, быстро и точно вращая баранку и во время переключая рычаг коробки передач. "Нива" так же легко, без одышки, пошла в гору - два ведущих моста делали свое дело.

На грунтовке скопление машин увеличивалось. Где была возможность, Владлен решительно шел на обгон. "Боже, как мне повезло", - думал Георг, провожая взглядом красную иномарку с низкой посадкой, застрявшую на раскисшей дороге. Да, господа, здесь вам не автобан и не фривей... Желающих попасть на аэродром было немало. В составе колонны переселенцев их "Нива" пересекала обширные просторы неизвестно чьих полей, где созревал овес, тесно переплетясь с сорняками. Синие глазки васильков весело подмигивали проезжающим, выглядывая из светлой массы колосящегося злака. "Куда бежите, дураки! - кричали васильки. - Здесь так хорошо! Где родился, там и пригодился".

У Георга защемило сердце от родного, близкого к российскому, пейзажа. Чем-то он напоминал картину Шишкина "Рожь", знакомую каждому школьнику 60-х годов. Репродукция этой картины в свое время украшала учебник "Родная речь". И даже редкие сосны, стоящие на бугре, подчеркивали сходство. Никакие крикливые пальмы не сравнятся с этой неброской красотой.

Раньше, еще до переворота мира, Георг любил отдыхать летом на Черном море - в Крыму, на родине матери, или на Кавказском побережье, но еще больше любил, возвратясь осенью домой, бродить по родному лесу, расцвеченному всеми цветами осени, и чувствовать простор полей, настоящий русский простор, где нет этой зажатости пространства между горами и морем. Особенно приятны были прогулки если выдавалась золотая осень. Глубокая синь неба и золото листвы бери и переноси на холст! И вряд ли лучше придумаешь картины, чем та, что уже существует в природе.