Юрий Никитин - Имаго

– Давайте на кухню, – предложил Лютовой. Заметив вопрос в моих глазах, отмахнулся: – Глушилки стопроцентные. Если какие-то службы мною заинтересуются, то для них стоит отдельный сидюк, я весь мокрый кручу педали на тренажере, здоровье сохраняю…

На кухне светло и опрятно, все та же спартанская чистота и простота.

– Что-то случилось? – спросил я и сразу добавил: – Только устранять никого не пойду!.. У меня важная работа, я ее хочу обязательно закончить. Просто непременнейше, как говаривал вождь мирового пролетариата.

Он сел за стол напротив, глаза отводил, арийски надменное лицо стало серым от непонятного и несвойственного ему смущения.

– Бравлин, – сказал он, – вы можете оказать мне громадную услугу.

– Говорите, – ответил я настороженно, – но я ничего не обещаю.

– Вам не придется стрелять, – сказал он торопливо. – Вам вообще ничего не придется брать в руки. Речь идет о неких переговорах… но даже подписывать ничего не понадобится!

Я кивнул:

– Слушаю. Но предупреждаю еще раз, ничего не обещаю.

Он поерзал, глаза то вскидывал на меня, то ронял взгляд так резко, что я почти слышал резкий раскатистый стук по столешнице.

– Словом… прибудет один человек…

Снова замолчал, на щеках выступили злые пятна.

– О чем переговоры?

– О поставках оружия, – ответил он негромко. – И… передаче некоторой информации.

– Ого, – сказал я. – Это… немосковские?

– Да, – ответил он. – Немосковские. Даже совсем не московские. Но проблем с языком не будет.

Я зябко повел плечами.

– Ого, – повторил я еще раз. – Так, значит, даже не из России?

– Да, – ответил он резко. – Очень даже не из России! Но там РНЕ победило. Там оно уже у власти!.. Свое РНЕ, ихнее. Собственное.

Я подумал, перебирал другие страны. Ни Украина, ни Белоруссия под это определение не подходят. У них Национальные Союзы совсем чахленькие, а вечная грызня разваливает их всякий раз в самом начале создания. Конечно, это США умело устраивают грызню, но вины с белорусов или хохлов это не снимает. Страны Запада тоже не в счет, там дерьмократы выражают чаяния простых слесарей, в Азии теперь то же самое…

– РНЕ?

– ИНЕ, – ответил он зло.

– Израиль! – вырвалось у меня. – Это единственная страна, где…

Он поморщился, кивнул.

– Увы, оттуда.

Я смотрел неверяще, качал головой.

– Но у вас же смертельная вражда…

– Да, но сейчас они чувствуют, что надвигается слон, а мы, Россия и Израиль, – две моськи. Одна моська может помочь другой, а за косточку подеремся, когда отгоним слона. Словом, их представитель приезжает сегодня вечером… Увы, уже через три часа. Надо встретить…

Я в сомнении пожал плечами.

– Но не странно ли будет, что вдруг… я? Там же знают…

Я осекся. Внезапно понял, что Лютовой занимает в РНЕ гораздо более важную ступеньку, чем я предполагал. Сперва я считал его просто сочувствующим, фрондирующим, а после того случая с пистолетом – чем-то вроде связника. Но на переговоры связников не посылают.

Он скривился, кивнул:

– Знают. Вы просто скажете, что в эти три часа… руководитель группы попросил вас заменить его. Ничего не объясняйте, там все поймут.

– Вот так и поймут?

Он посмотрел на часы.

– С паролем поймут. Сейчас самолет уже приземлился. От Шереметьева ехать почти час… Полчаса на обустройство в отеле. Потом обычный стандартный выход туриста, осмотр достопримечательностей. Стандартное туристическое меню: Кремль, Красная площадь, Собор, Манеж… У вас до встречи три часа. Правда, вам тоже добираться отсюда часа полтора…

Я тоже посмотрел на часы, молча чертыхнулся. Час пик, сейчас из учреждений вываливаются лавины служащих, разбегаются по машинам, все спешат оказаться в первой волне, а я попаду в самую середину, когда пробка на пробке…

– Как мы узнаем друг друга?

Он отвел взор, голос чуть изменился:

– Там ждут… нет, не ждут, а… вернее, ожидают увидеть меня, потому это вам нужно подойти, представиться, тут же объяснить, почему именно вы…

– А почему именно я? – спросил я.

– Да потому, – сказал он свирепо, – что я лично вас попросил! Соседа по квартире, которому я доверяю. Только и всего.

– И меня поймут?

Он кивнул с хмурым видом:

– Да.

Но в голосе не было уверенности. Я поежился. Израильские спецслужбы отличаются жестокостью, что и понятно: кадры ковались в советском КГБ, в ГРУ, в различных сверхсекретных диверсионных отрядах теперь бывшего СССР, где… умели достигать цели.

– Ладно, – сказал я. – Надеюсь, меня не застрелят сразу. Как провокатора… Только, Алексей Викторович, давайте договоримся…

Он сказал быстро:

– Согласен заранее!

Я посмотрел в его напряженное лицо.

– На что?

– На то, что вы хотите.

– А что я хочу?

– Чтобы это поручение было последним. Угадал?

– В точности, – ответил я с облегчением. – Тютелька в тютельку, как у лилипутов.

– Я же сказал, что согласен. Обещаю!

Я развел руками:

– Ну что ж… Давайте приметы.

Глава 4

На брусчатке Красной площади ветерок лениво передвигал желтые и багряные листья. Даже не знаю, откуда принес, но листья сочные, мясистые, толстые, как оладьи. Туристы бродят тесными стайками, на лицах сладкий ужас, ведь снова в России убивают иностранцев, да и своих тоже за связи с иностранцами… как говорят.

Я издали заметил туристку, что с разных позиций фотографировала памятник Минину и Пожарскому. Фотоаппарат дорогой, цифровик, с хорошим зумом и пикселями по высшему классу. К ней было подкатился один из местных, но она лишь брезгливо повела плечом, и тот отвалился.

Я приблизился, сказал негромко:

– Привет, Инга. Меня зовут Бравлин. Я от Лютового. Он не придет…

Она смотрела на меня молча, но в глазах что-то изменилось. Я не понял, облегчение в них отразилось или досада, но главное – я не промахнулся, это в самом деле та самая Инга, приметы которой описал Лютовой.

– И на что вы уполномочены?

Голос ее был ровный, приятный, глубоко женский, но хорошо контролируемый.

– На все, – выпалил я. Торопливо добавил: – Собственно, он не давал никаких полномочий. Просто, если честно, он вдруг зашел ко мне пару часов назад и сообщил о вас… У меня только и оставалось времени, что лететь сюда! Не было правила дорожного движения, которое бы я не нарушил!

Она усмехнулась, глаза чуть потеплели.

– Сосед? Это хорошо. Меня в самом деле зовут Инга, это не только пароль.

– Соседи бывают разные, – сказал я и вспомнил Бабурина, Пригаршина.

– Верно, – согласилась она, – но соседей знаем как облупленных.

– Это верно, – сказал я. – Так что… э-э… от меня требуется?