Филип Дик - Кукла по имени «Жизнь»
— Ты совсем не слушаешь, — укорил меня отец. И это была правда: я был так далеко от гнетущего разочарования, я ушел в свою мечту о Прис. — Ты продолжаешь гоняться за блуждающими огоньками. — Он смотрел на меня неодобрительно.
В своей мечте о лучшей жизни я снова поцеловал Прис и она открыла глаза. Потом положил ее обратно, сам лег напротив и крепко обнял ее.
— Как поживает Линкольн? — проурчала она мне на ухо. Она не удивилась, увидев меня, для нее не были неожиданностью ни мои объятия, ни поцелуи: фактически она на это никак не среагировала. Но ведь это Прис…
— Замечательно. — Я неуклюже гладил ее волосы, а она лежала на боку, глядя на меня в темноте. Я с трудом мог различить очертания ее тела. — Нет, — признался я, — , ОН сейчас в ужасной форме: у НЕГО депрессивный психоз. А что ты хочешь? Ведь это сделала ты.
— Я спасла ЕГО, — слабо и томно произнесла Прис. — Принеси мне сигарету, пожалуйста.
Я прикурил сигарету и протянул ее Прис. Она курила лежа. Голос отца пробился ко мне:
— Отбрось ты этот идеал, сосредоточенный лишь на самой себе, mein Sohn, она уводит тебя от реальности, как говорил тебе мистер Берроуз, — а это уже серьезно! Это то, что доктор Хорстовски, извини за выражение, назвал бы злом, болезнью, понимаешь?
Словно сквозь туман до меня донесся голос Честера:
— Это шизофрения, папа, как у стольких подростков: миллионы американцев страдают этим недугом, не подозревая об этом, они никогда не попадут в клиники. Я читал статью, где говорилось об этом.
Прис сказала:
— Ты хороший человек, Льюис. Мне жаль тебя, потому что ты в меня влюбился. Ты теряешь свое время, однако, полагаю не придаешь этому значения. Можешь ли ты объяснить, что такое любовь? Такая, как эта?
— Нет, — ответил я.
— И ты даже не пытаешься? — сказала она. — Дверь заперта? Если нет, запри ее, пожалуйста.
— Черт возьми, — печально сказал я. — Я не могу их не впустить: они прямо здесь, чуть ли не у нас на голове. Нам никогда от них не избавиться, никогда мы не будем одни, просто вдвоем — я это знаю. — Однако я пошел, зная то, что я знал, закрыл дверь и запер ее.
Вернувшись обратно к кровати, я застал Прис сидящей на ней: она расстегивала молнию на своей юбке. Потом сняла ее через голову и отбросила прочь, на стул, оставшись раздетой. Сейчас она скидывала туфли.
— Кто же еще сможет научить меня, если не ты, Льюис? — спросила она. — Натяни покровы. — Она начала было снимать с себя белье, но я остановил ее. — Почему нет? — спросила Прис.
— Я схожу с ума, — ответил я. — Я не могу здесь оставаться. Мне надо возвращаться в Буаз и сходить к доктору Хорстовс-ки: это не может продолжаться здесь, в одной комнате с моими родными.
Прис мягко произнесла:
— Мы улетим в Буаз завтра, но не сейчас. — Она стащила покрывало, одеяла и постелила обратно простыню, легла в постель, снова взяла свою сигарету. Она лежала обнаженная, не прикрываясь ничем, просто лежала и курила. — Я так устала, Льюис. Останься со мной этой ночью.
— Я просто не могу, — сказал я.
— Тогда забери меня туда, где ты остановился.
— И этого я тоже не могу сделать — там Линкольн.
— Льюис, — сказала она, — мне просто хочется уснуть: ложись и прикрой нас чем-нибудь. Они нас не станут беспокоить. Не бойся их. Мне жаль, что у Линкольна один из приступов: не вини меня в этом, Льюис: они были у него так или иначе, а я спасла ЕМУ жизнь. Это мое дитя… разве не так?
— Полагаю, что ты можешь так считать, — ответил я.
— Я призвала ЕГО к жизни. Я ЕГО породила. Я очень этим горжусь. И когда я увидела эту мерзопакостную штуку, которую они называли Бутом… у меня было единственное желание — убить его на месте. Стоило мне его увидеть, и я сразу же поняла, для чего он был сделан. Можно, я буду твоей мамой тоже? Хотелось бы мне призвать тебя к жизни, как Линкольна: хотелось бы мне призывать к жизни всевозможных людей… всех. Я даю жизнь, а этой ночью я взяла ее — и это прекрасно, если ты сможешь вынести это. Это отнимает массу сил — взять чью-нибудь жизнь, не думаешь, Льюис?
— Да, — сказал я, снова усаживаясь на кровать рядом с ней. Она протянула руку в темноте и отбросила волосы с моих глаз:
— Ты в моей власти: я могу дать тебе жизнь или отнять ее. Это тебя пугает? Ты знаешь, что это правда.
— Сейчас это меня не пугает, — ответил я. — Когда-то, когда я это осознал, напугало.
— Меня это не пугало никогда, — сказала Прис. — Если бы я боялась, я утратила бы свою силу: разве не так, Льюис? А я должна сохранить ее: кто-то должен ею обладать.
Я ничего не ответил. Дым сигареты окутывал меня волнами, делая больным, заставляя бояться своих отца и брата, которые оба нарочно наблюдали за мной.
— Человеку надо лелеять какие-то иллюзии, — сказал мой отец, со страшной скоростью выпуская клубы дыма, — но это смешно.
Честер кивнул головой.
— Прис, — громко сказал я.
— Послушай-ка, послушай, — возбужденно сказал мой отец, — он зовет ее, он с ней разговаривает!
— Убирайтесь отсюда, — сказал я отцу с Честером, замахав на них руками, однако ничего хорошего из этого не вышло: ни один из них даже не шелохнулся.
— Ты должен понять, Льюис, — сказал отец. — Я тебе сочувствую. Я вижу то, чего не видит мистер Берроуз — благородство твоих исканий.
Сквозь тьму и бормотание их голосов снова различил Прис: она скатала свою одежду в шар и теперь сидела на краю кровати, сжимая его в руках.
— Разве это важно, — спросила она, — что кто-то думает о нас? Мне лично наплевать: я не позволю словам стать до такой степени реальными. Все во внешнем мире злы на нас — Сэм, и Мори, и все остальные. Линкольн не послал бы тебя сюда, если бы это была неправда… разве ты этого не знаешь?
— Прис, — сказал я. — Я знаю, все уладится. У нас будет счастливое будущее.
Она улыбнулась этому: я увидел во тьме блеск ее зубов. Это была улыбка огромной скорби и страдания, и мне всего лишь на миг показалось, что то, что я увидел в симулакре Линкольна, брало начало в ней. Она была здесь, такая явная боль, которую испытывала Прис. Возможно, она заронила ее в свое создание нечаянно; возможно, она даже не подозревала об этом.
— Я люблю тебя, — сказал я Прис.
Она поднялась на ноги, — обнаженная, тоненькая и спокойная, обвила мою голову ладонями и притянула к себе.
— Mein Sohn, — сейчас мой отец обращался к Честеру, — ег schaft in dem Freiheit der Libesnacht. Я хочу сказать, что он спит, мой мальчик, в свободе ночи любви, если ты меня понимаешь.
— Что они скажут в Буаз? — раздраженно спросил Честер. — Я имею в виду — как мы можем вернуться домой с ним — ведь он в таком состоянии?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});