Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
Утром все ребята по слесарному цеху знали Колину историю.
И вечером к нему заявилась веселая дружная компания. Шумели, выпили весь портвешок и принесенную водку, ходили босиком из угла в угол, некоторые для чистоты эксперимента раздевались до трусов – и ничего! Ни на одном трусы не спалило. Это, Коля, у тебя видения, так решили ребята. Ты теперь хорошенько отоспись, и все как рукой снимет. Коля, собственно, и сам так думал, но, оставшись один, уже раздевшись, не посмел босиком пойти к холодильнику, натянул резиновые сапоги. Вот в этих-то сапогах его и шваркнуло. Да так, что следующую ночь Коля, опаленный до пояса, провел в доме одного своего пьющего, но надежного приятеля-электрика. Будучи специалистом, приятель-электрик отверг все самые смелые и неожиданные гипотезы. В жизни, Коля, все проще, покачал он головой. И посоветовал: ты сходи в политех. Там есть такой крупный математик Н., он всякими такими историями интересуется.
В этом месте, к большому огорчению метелок, Зое Федоровне позвонили. Отправляясь к телефону, строго напомнила: «Рабочий день, девочки! Хватит лясы точить!»
– Алехин! А чем кончилось? – жадно шепнула худенькая Ася, но Зоя Федоровна так строго на нее взглянула, что Ася без понуканий направилась к своему столу.
– И тебе, Алехин, пора.
13
У Алехина как раз была назначена встреча с пенсионером Евченко.
Оглядываясь на зловещий переулок, в котором вчера напали на него Вий, Заратустра и длинноволосый, Алехин прошел к знакомой девятиэтажке. На седьмом этаже нажал на звонок. Соседняя дверь вела в однокомнатную квартиру Верочки. Он всячески старался не смотреть в ту сторону. Там бельгийский ковер, литовская стенка, всякий хрусталь, агаты от геолога. И все такое незастрахованное!
Алехин испытывал нежность и беспокойство.
Вздохнув, нажал на звонок, и за дверью далеко-далеко запела невидимая птичка, потом послышались легкие птичьи шаги. Персональный пенсионер Евченко Кузьма Егорыч когда-то писал книжки по советскому праву, преподавал в высших учебных заведениях, был активным членом единственной прогрессивной партии и много занимался общественной работой.
Он и сейчас многим интересовался.
Когда бы Алехин ни заходил к Кузьме Егорычу, он всегда сидел в махровом халате за огромным письменным столом и разглядывал через мощную лупу какие-то документы и газетные вырезки. За спиной пенсионера в коричневой раме висел большой портрет Генералиссимуса, вырезанный из послевоенного «Огонька».
– Вы прямо как бывший шпион, – доброжелательно подмигивал Алехин, желая сказать пенсионеру приятное.
– Типун тебе на язык, – пугался Евченко.
Лысый, остроносый, моргал белесыми ресничками, впивался взглядом в Алехина. Доктор зоологических наук, никак не меньше! Почему зоологических, Алехин не знал, но так думал. Было, было в пенсионере Евченко зоологическое упорство. Он, например, никак не хотел пролонгировать страховой договор. «Кузьма Егорыч, – убеждал Алехин, – имея пролонгированную страховку, вы обеспеченный человек. Сломаете руку, получите на лечение. Сломаете ногу, получите еще больше. А если переедет вас поезд, считайте, уже и миллионер!» – «А деньги? – сварливо, но резонно возражал Евченко. – Зачем они, если меня поездом переедет?»
Логика в словах Евченко была, но Алехин не сдавался.
Намекал, что вот был и такой случай, один дедок умер. Считался бедным, а, оказывается, имел страховку. Теперь на эту страховку учится в институте его любимый наследник – талантливый юноша-ветеринар.
– Не буду я поддерживать прыщавых, – моргал белесыми ресничками пенсионер Евченко. – Знаю, как они учатся. «Мертвые с косами вдоль дорог стоят, дело рук красных дьяволят». Орут целый день, ничего святого.
А еще было, ненавязчиво намекал Алехин, скончался как-то в одночасье один хороший дедок, всю страховку оставил детскому садику. Этого дедка, благородного человека, детский садик всем составом провожал в последний путь. Как настоящего человека. Даже детей-грудничков несли воспитательницы в голове процессии.
– Это ж как так? – возмутился Евченко. – Зачем груднички на похоронах?
14
– Это я, Кузьма Егорыч!
– Чего тебе опять? – ворчал пенсионер Евченко, неохотно возясь с цепочками.
– Вот видите, Кузьма Егорыч, – поймал пенсионера Алехин. – Путаетесь в цепочках, дверь на семи запорах, как в тюрьме. Только конвоиров не хватает. А застрахуете имущество, ничего бояться не надо.
– А если унесут застрахованное?
– Купите новое.
– А если унесут новое?
– Снова купите. Еще более новое. Так сказать, круговорот вещей в природе. Вон у вас телевизор «Атлант». Это же древность. Ему больше лет, чем вам. Таких уже давно не выпускают. Пусть его и упрут, а вы получите страховку и купите «Сони» с экраном на полстены.
– Ладно, проходи.
– Вы меня так шпыняете, прям как человекообразную собаку, – пожаловался Алехин, входя в холостяцкую квартиру пенсионера. – Вы же умный человек. Я сам слышал, как вас называли – умный.
– Где? – подозрительно заинтересовался Евченко.
– В магазине, наверное, – соврал Алехин. Для своих клиентов он никогда не жалел добрых слов. – Я, кстати, так же думаю.
Он говорил, а сам рассматривал знакомую комнату.
Книжный стеллаж, на стене поясной портрет единственного советского Генералиссимуса. Книг много, но все больше справочники и энциклопедии. Алехин однажды заглянул в том на букву «Б», интересно было: правда, что враг народа английский шпион маршал Берия носил золотое пенсне, или враки? Но статьи о маршале в томе на букву «Б» Алехин в энциклопедии не обнаружил. Вместо нее была вклеена цветная карта Берингова моря. А сейчас с непонятным волнением Алехин увидел на письменном столе персонального пенсионера толстую книгу в красном переплете.
«Лоция Черного моря».
Зачем пенсионеру лоция?
Но Алехин начал все же издалека:
– Вот за что мы всю жизнь боремся, Кузьма Егорыч?
Такого не поймаешь, не застигнешь врасплох. Пенсионер ждал такого вопроса:
– Чего тут не понимать, Алехин? Всегда боролись и всегда будем бороться за счастье народа. – Он сурово нахмурился. – Смысл всякой вечной борьбы – счастье народа.
– При всех режимах? – не поверил Алехин.
– При всех законных правительствах, – строго поправил пенсионер Евченко. – Многие поколения русских революционеров доказали ценой собственных кристально чистых жизней то, что любой человек достаточно высокой духовной организации чрезвычайно способен с героической и максимальной самоотдачей бороться за общее счастье, к чему мы и должны их незаметно подталкивать.
Ну,